Виктор Иванов - [4]

Шрифт
Интервал

На покосе. В шалаше. 1961

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Полдник. 1963-1966

Государственная Третьяковская галерея, Москва


Так и случилось, он уезжает от столичной суеты на родину своей матери под Рязань и там познает радость «художнического освобождения», вкус живой правды и красоты.

В деревне на первых порах, работая с натуры, Иванов старался не задаваться вопросами «зачем», «для чего» и лишь безотчетно отвечал на творческие импульсы, исходившие из мира наглядных ценностей, прекрасных вещей и явлений. Композиционные замыслы стали появляться как обобщающий вывод из накопившихся жизненных наблюдений. Среди дивной природы рядом с крестьянским домом громче звучал голос живой жизни, острее воспринимался стихийный символизм природных форм, земных ситуаций и окружающих предметов. С глаз словно спала пелена, затемнявшая высшую суть бытия, доступную уже даже не столько глазу, сколько интуитивному прозрению, эмоциональной догадке, интеллектуальному знанию. Ему открывается глубинное, идеальное значение факта существующего в бесконечном пространстве и времени, связанного с процессом всемирного развития человечества, конечной правдой его интересов и чаяний. Восприятие мира с широкой позиции формирует в нем новое отношение к форме и методу композиционного построения, помогает найти подлинное разрешение художественным проблемам, поставленным окружающей сложной действительностью. Органичный для него метод художественной организации жизненного материала, группировки фигур опосредует идеал живой человеческой общности, гармонического единства естественной и рукотворной реальности. «Жизнь вообще, - по словам художника, - а на селе тем более без чувства общности, коллектива, артельности, немыслима. Отсутствие этого чувства - губительный признак»[>1 В.И. Иванов. Каталог выставки произведений. М., 1985.].

В лугах. 1959

Собственность художника

Полевые работы. 1959

Собственность художника


Иванов испытывает особое отношение к ситуациям, в которых торжествует живая сила человеческой солидарности, энергия коллективных усилий и действий, этика трудовой взаимопомощи. Ему дороги традиции русской общинной жизни, заключающей в себе мощное объединяющее начало, дух коллективной самоотверженности, превращающей отдельных людей в смелый, дееспособный народ, способный творить историю. Художник часто изображает групповые сцены, в которых образы связаны между собой узами взаимного уважения, доверия, общностью взглядов, раздумий, переживаний. Объединяя людей разных судеб и темпераментов, он ясно дает понять, что между ними существует незримая нить душевного согласия, плодотворного единомыслия, обусловленного наличием в мире высших идеалов и ценностей, всенародных задач и целей. Поводы, по которым его герои собираются вместе, неотделимы от их повседневной жизнедеятельности и на первый взгляд кажутся слишком простыми и ординарными. Но в картинах Иванова они становятся поэтическим ядром философского содержания, служат ключом к осознанию общих закономерностей и вечных начал бытия. Что может быть обыкновенней сцены крестьянской трапезы под открытым небом, той, что, к примеру, изображена в картине Полдник (1963-1966)? Но благодаря ясному, выразительному толкованию сюжета зрителю открывается важный смысл существования, основанного на прочной семейной сплоченности, взаимном уважении и преемственности поколений. Для создания целостной группировки и слитного действия художник использовал форму круга, разомкнутого там, где находится главная героиня - мать, единственная из всех взрослых персонажей повернутая лицом к зрителю. Сюда, к смысловому центру композиции, устремлены все фигуры лежащих и сидящих на земле крестьян, здесь, в узловом пункте изобразительного повествования, сосредоточен мощный психологический заряд, превращающий скромный бытовой эпизод в значительное событие внутренней жизни людей.

Среди многообразных проявлений народной жизни и быта Иванов особенно ценит минуты простого, искреннего общения, когда закончившие необходимые дела крестьяне на дальних полях собираются за обеденным столом. Во время ежедневных походов за натурным материалом он сам становился свидетелем, а то и участником застолий, венчавших дневные полевые работы, строительство колхозного или личного дома, который также возводился сообща, всем миром.

Под мирным небом. 1982

Государственная Третьяковская галерея, Москва


На таких посиделках царила атмосфера светлого праздника, собравшиеся ощущали себя членами одной, дружной семьи, радеющей о благе каждого и всего коллектива. Эти жизненные наблюдения художника вылились в картину Под мирным небом (1982). В ней родная природа, возделанная земля предстают обителью добра, подлинного счастья людей, избравших путь простого искреннего поступка, честного исполнения своего человеческого долга и естественного предназначения. Почти все участники изображенного на первом плане совместного застолья хорошо узнаваемы, привлекают внимание своей индивидуальной конкретностью, остротой портретной характеристики. Серьезность, с которой они относятся к наступившему моменту единения, вызвана личной ответственностью за общую жизнь, отражает состояние людей, черпающих в согласии нравственную силу, еще большую уверенность и свободу. Группировка сидящих за общим столом друг против друга людей замкнута в закольцованной ленте фриза, подчинена единому хоровому началу, общему настроению, равномерно распределенному на всех действующих лиц. Появление среди равных, сопричастных друг другу героев «солиста» нарушило бы замысел картины, отвлекло бы внимание от торжествующей на полотне «музыки» задушевных человеческих отношений, пафоса всеединства, определившего эмоциональную тональность многолюдного действия. Резонатором народных представлений о счастье и назначении жизни в образной структуре изображения выступает решенный простыми цветовыми гармониями пейзаж, переходящий за линией горизонта в тревожную бесконечность. В нем как бы суммировано самое характерное из того, что художник постоянно видел в родных просторах, ощущал как типические краски и формы рязанской природы.

Продолжить чтение
Еще от автора Владимир Петрович Сысоев
Аркадий Пластов

Аркадий Александрович Пластов родился в 1893 году в художественно одаренной семье. Его дед был сельским архитектором, занимался иконописью. Свою любовь к искусству он передал сыну, а через него и внуку. Для последнего самым ярким воспоминанием юности был приезд в село артели иконописцев, приглашенных подновить росписи местной церкви, некогда изукрашенной отцом и дедом. С восхищением наблюдал юноша за таинственными приготовлениями богомазов, ставивших леса, растиравших краски, варивших олифу, а затем принявшихся чудодействовать разноцветными кистями в вышине у самого купола.

Рекомендуем почитать
55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств

«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.

«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.

Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.

Дневник театрального чиновника (1966—1970)

От автора Окончив в 1959 году ГИТИС как ученица доктора искусствоведческих наук, профессора Бориса Владимировича Алперса, я поступила редактором в Репертуарный отдел «Союзгосцирка», где работала до 1964 года. В том же году была переведена на должность инспектора в Управление театров Министерства культуры СССР, где и вела свой дневник, а с 1973 по 1988 год в «Союзконцерте» занималась планированием гастролей театров по стране и их творческих отчетов в Москве. И мне бы не хотелось, чтобы читатель моего «Дневника» подумал, что я противопоставляю себя основным его персонажам. Я тоже была «винтиком» бюрократической машины и до сих пор не решила для себя — полезным или вредным. Может быть, полезным результатом моего пребывания в этом качестве и является этот «Дневник», отразивший в какой-то степени не только театральную атмосферу, но и приметы конца «оттепели» и перехода к закручиванию идеологических гаек.

Амедео Модильяни

Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.

Драматургия буржуазного телевидения

Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.