Викинг - [110]

— Вы смеетесь! — крикнула Меера своим звучным голосом. — Вы, викинги, всегда смеетесь, когда вам следовало бы плакать над своей глупостью! И ты, Убби, смеялся тоже — я видела.

— Я не мог удержаться, Меера! — Убби попытался придать своему лицу пристыженное выражение.

— Твой отец и твой брат убиты рабом-выскочкой Ты не только дурак, но и трус. Почему бы тебе не вырезать ему Красного Орла, как хотел Хастингс?

— Заткнись, или я поступлю с тобой, как он. Говорят тебе, надо подождать! Я поговорю с Хастингсом, когда ему станет лучше. Он потерял не так уж много крови.

— Хастингс умрет, как только будет вынут меч, — заговорил Годвин, — ноя согласен с тобой, Убби, хватит убийств.

— Тогда я поговорю с Иваром и Бьёрном, — продолжал Убби, — мы должны это обсудить все вместе.

Бешеная жажда жизни, обретшей надежду, погнала горячую кровь в моих жилах, и я вскочил на ноги. У меня закружилась голова, но я все же сорвал с шеи Хастингса шнурок, на котором висела железная рыбка. Затем я встал рядом с ним и протянул руку к рукояти торчащего из его груди меча.

— Ударь его секирой, а то будет поздно, — крикнула Меера Убби. Но прежде, чем он успел ответить, величественно, будто король, вперед выступил Эгберт.

— Нет, между ними будет перемирие, пока не соберется совет хёвдингов, — объявил он. — Оге, ты согласен?

— Да, и грудь Хастингса — это самые удобные ножны, которые я только мог пожелать своему мечу.

— Убби, ты согласен?

— Да, а если эта рыжая вновь откроет рот, я протащу ее на веревке за кораблем до самого Хамбера, — поклялся Убби.

— Я знаю способ получше заставить ее замолчать, — сказал я. Я взял веревку Куолы, завязал петлю и перекинул через ветвь дерева, нависшего над кораблем. — Но есть еще кое-кто, кого бы мы с удовольствием послушали. — Я продолжал, и губы мои дрожали от удовольствия. — Я не сомневаюсь, что он раскроет нам несколько королевских тайн. Он ведь объявил себя королем Англии всего час назад. Мы ждем, трепеща от ужаса, король Хастингс! — Я пнул его носком сапога.

— Король забыл, что обещал мне смерть от Красного Орла?

Хастингс промолчал и только слегка улыбнулся, словно ему и впрямь был известен какой-то секрет.

— Что с тобой, Хастингс? — с насмешливой озабоченностью вскричал я. — Тебе следует сидеть на троне вместе со своей королевой, а твои товарищи будут преклонять колени перед тобой и подносить вино. Ты согласен, чтобы дочь Родри согревала твое ложе? Ты говорил мне, что у уэльских девушек горячая кровь. Но я уверен, что тебе придется спать в холоде.

Я взглянул на Алана, в его большие мягкие глаза. Я знал, что мои сейчас жесткие и колючие.

— Король не отвечает. Как вы думаете, если я поверну меч, он проснется и заговорит?

— Берегись, Оге, — тихо сказал Алан. — Ты или сошел с ума, или бросаешь вызов богам.

— И Китти говорила нечто подобное месяц назад. Она каркала, словно ворона, с тех пор, как я убил Рагнара. Сейчас два ее предсказания сбылись. Аэла мертв, и из Хастингса помаленьку вытекает кровь. Какое твое третье предсказание, старая ведьма?

— Берегись, Оге, — повторил Алан, — кого боги хотят погубить, того они лишают разума.

Но я замолчал не из-за этих торжественных слов, а из-за слез Китти. Я увидел их третий раз в жизни, они катились из ее узких глаз по желтым щекам. Все молчали, как Кулик, и тут заговорила Моргана:

— Какое предсказание, Китти? Прошу тебя, скажи, ради любви, которую я питала к нему и теперь потеряла.

— Христианская принцесса просит предсказания от старой желтокожей женщины, — засмеялся я прежде, чем Китти смогла ответить. — Я сам скажу тебе, ради этой самой потерянной любви. Китти предсказала, что когда я убью Хастингса, из хель поднимется дракон и проглотит меня живьем.

— Пусть не оставит меня бог Песен, — крикнул Алан, — но я боюсь, что это может оказаться правдой.

— Где же дракон? — спросил я. — Хастингс, ты вернешь мне меч, чтобы сражаться с чудовищем? Это хороший меч, хоть у него плохая рукоять.

Я повернулся к побледневшим викингам.

— Дед Энит, великий эрл, завещал его самому могучему ее сыну, и Аэла первым носил его. Теперь король Хастингс носит его, хоть и не так, как нужно. Так какой король опояшется им теперь?

— Скажи нам, кто, Оге Кречет! — громко крикнул могучий Оффа.

— Бывший раб Рагнара, — ответил я, — он обменял кольцо невольника на шее на корону. Это будет корона повелителя бриттов, а под его властью будет Эгберт, которому он обещал Нортумбрию. Правда, он сын кухарки, но будет править добытым мечом. Оффа, ты знаешь его имя и прозвище?

— Оге Дан! — раздался дружный крик.

— Вы пришли в Англию, чтобы остаться, и вы завоюете всю землю от моря до моря, — сказал я викингам. — Я провозглашу себя королем, и помажу на царство жиром датской селедки. Но пусть выбор будет за вами. Каков он?

— Оге Дан! — кричали команды трех кораблей. И от толпы, собравшейся на берегу у лагеря вернулось назад мощное эхо.

— Хотя я, может, и низкого происхождения, я возьму себе жену-королеву, чтобы она родила мне сыновей, которые унаследуют то, что я захвачу. Моргана Уэльская, если ты возьмешь мою руку, я сделаю тебя королевой Англии.

Она не отвечала. Ее глаза были полны слез, и я не знал, что это означает.