Викинг. Бог возмездия - [19]

Когда они причалили, Сигурд заметил радость в глазах матери, увидевшей Харальда, хотя она постаралась ее скрыть из уважения к женщинам, которые не нашли своих мужей и любимых на борту «Олененка». Впрочем, ярл не выглядел особенно счастливым от того, что остался жив. Он шагал с жестким, мрачным лицом, и все расступались, стараясь не оказаться у него на пути.

Сигурд видел, что чувство стыда давит на него сильнее великолепной бриньи и скользкого от крови шлема. Оно опутало ярла, точно липкое облако, заставив ссутулиться и прикрыть глаза, чтобы не смотреть на Гримхильду. В следующее мгновение она ударила его кулаком в грудь, по ее щекам потекли слезы, и Сигурд понял, что отец шепотом рассказал ей об их утрате, произнеся вслух то, о чем она уже и так догадалась. Харальд стоял, точно скала, пока Гримхильда колотила его кулаками по груди, ломая ногти о кольца бриньи, и так страшно кричала, что люди отворачивались. Потом Харальд прижал ее к себе, и железная кольчуга заглушила ее стоны, влившиеся в волну боли, прокатившейся по Скуденесхавну и поглотившей его жителей.

Сигурд крепко прижал Руну к груди, и Сорли остался стоять, точно одинокий камень, глядя на море и чаек, чьи жалобные вопли не могли сравниться с криками боли, наполнившими тихие сумерки, спустившиеся на «Олененка», качавшегося на волнах у причала.

Сигурд чувствовал, как дрожит Руна в его объятиях, словно корабль под сильными порывами ветра, и не мог найти слов, чтобы ее успокоить, когда к ним подошел Улаф и положил сильную руку на его плечо.

– Мы должны приготовиться, Сигурд. Внимательно следить за проливом. Спрятать серебро. – Его глаза были жесткими, как камень, зубы оскалены. – Высока вероятность, что ярл Рандвер заявится сюда, чтобы завершить начатое. По крайней мере, я на его месте поступил бы именно так.

Сигурд кивнул, радуясь любому делу, которое позволит ему уйти с причала.

– Может быть, сюда приплывет сам конунг, – предположил Свейн, смаргивая слезы и сжав челюсть, точно руку в лютый мороз.

– Какую бы роль Бифлинди ни играл в этом мерзком деле, – покачав головой, возразил Улаф, – ему не нужно, чтобы все увидели, как он напал на людей, которые принесли ему клятву верности. Если, конечно, он не хочет, чтобы все ярлы, имеющие корабли и владеющие копьями, усомнились в его слове отныне и до самого Рагнарёка. – Он сплюнул в траву. – Но овечье дерьмо Рандвер здесь обязательно появится – и станет убивать нас с улыбкой на лице. Так что мы должны быть готовы встретить его.

– Я выставлю часовых, – сказал Сигурд. – Если Рандвер приплывет сюда, мы прикончим урода на глазах у его людей.

Улаф кивнул, но без особой убежденности.

– Позаботься, чтобы на маяке был запас сухих дров, и найди самые громкие рога. Если Рандвер появится, я хочу, чтобы ты разбудил богов, парень. – Он поморщился. – При этих стонах и криках, в заливе может высадиться сто человек, и никто их не услышит.

Сигурд повернулся, собираясь отойти, но Улаф схватил его за руку и остановил.

– Выдай всем копья. Даже самым маленьким. Если сукин сын явится сюда, он придет, чтобы убивать. Не будет никаких условий или жалости.

Сигурд посмотрел на мать, которую по-прежнему обнимал ярл Харальд, и на группки женщин, оплакивавших своих родных.

«Пусть Рандвер придет, – подумал он, завернувшись в эту возможность, как в плащ. – Он убил Торварда и Зигмунда; пусть же придет, и мы напоим эту ночь кровью».

Потом Сигурд отвернулся и направился к юношам Скуденесхавна, чтобы сказать им, что только кровь, а не слезы, поможет им отомстить за смерть отцов. Свейн и Аслак шагали рядом с ним.

Сигурд расставил их по двое и трое на холмах над проливом и фьордом Скуденесхавна, а затем вместе со Свейном и Аслаком провел ночь на уступе, смотревшем на север, мимо лугов Хиллеслана, которые заросли сиявшими в сумерках лютиками. Полная темнота придет только через два месяца; значит, если сюда заявится боевой отряд, ему не удастся остаться незамеченным. Но ярл Рандвер и его люди не пришли этой ночью. Утром Сигурд вернулся в дом отца, и Улаф отправил смену на наблюдательный пост.

– Мне следовало пойти с вами. Все лучше, чем ночь здесь, – пробормотал Сорли в свой рог для меда, глядя на тлеющие в очаге угли.

Сигурд оглядел зал и увидел женщин, окутанных дымом и болью, и мужчин, оставшихся в живых, но потерявших друзей и гордость. Он сморгнул слезы, радуясь, что провел ночь на холме, а не в темном, наполненном горечью медовом зале.

– Где отец?

Сорли не отвел взгляда от дров в очаге, которые облизывало пламя и которые стали похожи на змей с чешуйчатой кожей, пульсирующей от жара, – серые, алые, снова серые.

– Где-то с Асготом, – сказал он. – Пытается распутать этот сложный узел.

Сорли так и не снял испачканную во время сражения бринью, и кровь врага на ее кольцах почернела. За спиной у него стояло также запятнанное кровью копье. Копье Сигурда лежало в тростнике рядом с ним, и его чистый наконечник и украшенная рунами рукоять будто потешались над ним из-за того, что он не находился рядом с братьями и не убил ни одного врага.

– Проклятый Торвард, – сорвалось с губ Сорли, словно злобное рычание пса, и его красивое лицо перестало быть привлекательным.