Вихри на перекрёстках - [46]

— Калоша, сыграй полонез Огинского, — вдруг попросил Володя, — я его очень люблю.

Хлопцы немного оживились. Заиграл баян. Казалось, мелодия полонеза не заполняет избу, не вырывается за ее окна, а вливается в душу каждого партизана, бурлит в ней. Подперев рукой подбородок, Валя сидела возле стола и смотрела в окно. Большие черные глаза ее заблестели, как переспевшие вишни, омытые росой, в лучах восходящего солнца. Чуть трепетали ноздри, легкий румянец окрасил свежее лицо.

Володе очень хотелось знать, о чем думает Валя. Наверное, с каждым парнем бывает такое. Но это остается только желанием, а верить приходится одним словам. Володя верил всему, что говорила ему Валя. Глубокая задумчивость ее трогала хлопца.

Баян еще не умолк, когда в избу вошел высокий, сутулый, худой человек. Он поздоровался и остановил взгляд на переводчике. С минуту стоял молча. Не ошибся ли. А потом взглянул на Анатолия, и губы тронула улыбка.

— Проходите, дядька Дмитро! — сказал Толик.

Он знал этого человека. Дядька Дмитро, в прошлом лесник, стал партизанским связным. Он живет в Нивках. Анатолий еще вместе с Миколой несколько раз бывал у него.

Связной искренне рассмеялся, шагнул от порога:

— Я растерялся, думал, тут немцы с полицаями сидят.

— Что вы, это все свои, — улыбнулся Толик.

— Не вашего ли партизана убили у меня на глазах? Я узнал лошадь из Марковщины и решил прийти сюда.

Дядька Дмитро рассказал, что он косил за деревней в кустах и вдруг слышит: в конце деревни стреляют. А через несколько минут показалось, что кто-то бежит и стонет. Дмитро присел за куст. Мимо пробежал парень: в одной руке винтовка, вторая болтается и вся в крови. Возле канавы парень присел, снял кепку, зачерпнул ею воды и начал пить. Дмитро хотел уже подойти к нему, но невдалеке послышались шаги. Присмотрелся и увидел двух немцев. Они крались, как хищные звери, останавливались и рассматривали кровь на листьях березок, на траве. Поняв, что предупредить хлопца уже не удастся, Дмитро затаился под кустом. Сделав еще несколько шагов, гитлеровцы увидели партизана. Один из них вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. Парень поднял голову, взглянул на небо и ткнулся лицом в траву…

— Боже ты мой, в жизни не видал такого зверства, — как от острой боли, сморщился рассказчик. — Фашисты оттащили труп от канавы, достали штыки и присели около него. Просверлили лоб, вырезали пятиконечную звездуи такую же звезду на груди. Потом вымыли штыки в канаве, забрали винтовку и со смехом, весело пошли назад. Я перенес труп в кусты и накрыл ветками.

Придя в деревню, Дмитро увидел у забора запряженную в телегу лошадь. Одна из женщин сказала, что на ней и приехал партизан. А в Нивки еще накануне прикатило много гитлеровцев. Они забрали труп своего офицера и сгоревший мотоцикл. По дороге ехать не решились, думая, что она заминирована, и двигались по полю. В деревне остались человек пятнадцать фашистов и грузовик.

— Неизвестно, в какую сторону пойдет грузовик, а то и в самом деле заминировали бы дорогу, — задумчиво сказал Бойкач.

— В Марковщину не поедут, побоятся, — покачал головой Дмитро.

— Знаю, но в сторону Жлобина или Слободы? Вы, дядька Дмитро, немного подождите нас. Соберемся и пойдем, похороним Виктора. Не по дороге пойдем, а в обход. Где Пылила?

— Тут он, у соседа.

— Вернее, у соседки. Сейчас же приведи его, Толик, и попроси там лопату. А ты, Федя, возьми лопату, топор и пару гвоздей у дядьки Войтика.

Войтик открыл сундук и достал простыню.

— Спасибо, — поблагодарил Володя. — Возьми, Валечка.

Близился вечер хмурого и долгого дня. Друг за другом партизаны молча шли среди кустов по мокрой траве. И только вблизи Нивок дядька Дмитро вышел вперед.

— Где-то здесь близко, — сказал он.

— Подойдем к канаве, оттуда вам легче сориентироваться, — предложил командир.

— Да нет, вон под тем кустом он.

Дядька Дмитро подошел, отодвинул ветки. Партизаны окружили труп и на минуту замерли.

— Давайте отнесем к дороге и похороним на обочине, — предложил Володя. — Павел, сруби вон тот дубок: временно поставим дубовый крест.

Над землей сгущался сумрак. Партизаны похоронили своего друга. Они не посадили цветы на свежей могиле, не смогли дать прощальный салют. Молча ушли, чтобы завтра опять вступить в бой и отомстить врагу за боевого товарища.

Вернулись в деревню, когда было уже совсем темно. Войтик сварил большой чугун картошки, поставил миску помидоров со сметаной. Даже принес сена, подготовил постель на полу. На этот раз Бойкач решил назначить часового: тревожила близость Нивок. Но хозяин заверил, что все равно не уснет.

— Дайте винтовку, я посторожу, — сказал он. — Каждый кустик знаю, каждый столбик, ночью никто не подойдет. Так что спите спокойно. А ты, Валя, ложись на мою кровать.

— Только обязательно разбудите на рассвете, мы должны успеть к поезду. Возле моста все как было, так и осталось?

— Раньше в домике было шестнадцать, а теперь четырнадцать немцев. Ночью по обе стороны моста стоят часовые. Как только начинает светать, один из них забирается в клетку на крыше.

— Это я знаю.

Взяв винтовку, Войтик вышел во двор.

— Хлопцы, давайте еще раз все продумаем и обсудим. У нас два вещевых мешка тола, гранаты есть у всех и повязки полицаев у каждого. Анатолий, к своей «эфке» привяжи еще две четырехсотграммовые шашки. Ты первый бросишь гранату в окно, и взрыв должен получиться очень сильный. Как только поезд остановится на полустанке, мы должны быть на месте. Данилов, а за ним Гриша — сразу на паровоз, чтобы немецкий машинист не успел поднять шум. Скажешь ему пару теплых слов, а Гриша пристукнет из пистолета. Думаю, в вагонах не услышат. После этого Данилов — к нам. Мы сядем в вагон, Гриша поведет паровоз. Скорость должна быть небольшой, потому что мост близко. Дальше действуем так: Данилов приглашает солдата перейти во второй вагон, из которого мы переведем рабочих в следующий. Как только солдат войдет, Анатолий бьет его из бесшумки. Ты не морщись! Они не миндальничали, расстреливая твою семью! Данилов приводит второго гитлеровца, потом последнего: немцы всегда ездят втроем. Если их окажется четверо или пятеро, будем бить из пистолетов, если еще больше, сойдем на остановке перед мостом, позовем Гришу, и сразу — отход. Но это на крайний случай. Возле моста Гриша останавливает поезд, я из бесшумки снимаю часового на крыше, все бежим к дому и бросаем гранаты в окна. В это время Павел несет тол к мосту. Валя, наверное, с нами не пойдет.