Видеозапись - [19]

Но повода нет. Я ведь упомянул о нем ради Королева.

…Теперь, когда он не был первым и специалисты не оставляли ему шансов на победу – о чем я, правда, и не подозревал, – мне хотелось, чтобы он победил во что бы то ни стало, несмотря на то что Альгердас Шоцикас чрезвычайно мне понравился – и как выходит он из своего угла ринга, названный судьей-информатором, и как держится на ринге. Да и как, кому он мог не понравиться – великолепный Шоцикас? И все равно я болел за Королева. Хотя в полуфинальном бою с малоизвестным боксером (но я-то, в том моем состоянии, конечно, запомнил фамилию – Потоцкий) он не произвел на меня большого впечатления. К тому же повредил бровь…

На финал с Шоцикасом Королев вышел с наклейкой пластыря. Во втором раунде пластырь отклеился, кровь заливала глаз – и бой остановили. В газете почему-то написали, что Шоцикас выиграл за явным преимуществом – мне это казалось неслыханной несправедливостью, мне шел двенадцатый год…

А последующие всесоюзные турниры – вплоть до шестьдесят третьего года – я уже смотрел по телевизору.

Догадываюсь, что легко могу быть опровергнут, предпочитая старое новому. Но передачи с боксерских чемпионатов, с тогдашних чемпионатов кажутся мне из дали лет содержательнее, сюжетнее.

И характеры боксеров заметнее разнились, с чем охотно соглашаются и спортсмены, в те времена выступавшие, и манеры ведения боев были индивидуальные, с чем и специалисты не спешат спорить (и не в одном, между прочим, боксе индивидуальнее – и про футбол, и про волейбол тоже твердят: средний уровень возрос, но «звезд» все меньше; не говорят же такого, например, про хоккей с шайбой, правда?). Ну, само собой, и телевидение было в новинку – сам факт спортивных трансляций мог поражать. Однако я же не исследование пишу. И не случайно сказано: «Воспоминание – поэт. Не делай из него историка».

В пятьдесят третьем году в финале Королев еще раз сразился с Шоцикасом. В тот сезон, в виде эксперимента, на первенстве страны боксировали по четыре раунда. И Королеву в его тридцать пять мало что светило. Уходить-то из бокса он и в сорок два не хотел и в сорок два еще выиграл Спартакиаду России, закончив выступать в тот же год, что и Шоцикас, победивший на Спартакиаде народов СССР в пятьдесят шестом. В своем последнем турнире Королев победил нокаутом боксера почти вдвое моложе себя. Но победить Шоцикаса в четырехраундовом бою ему было не суждено. Хотя мне, воспринимавшему этот бой пристрастно, Королев не показался побежденным.

Сейчас телевидение гораздо щедрее на показ спорта и неизмеримо изобретательнее в приемах и способах изображения. Но время экранное стало дороже – и показ обрывают немедленно по окончании состязаний, а при видеозаписи отсекают все, к делу непосредственно не относящееся. Но как же иногда не хватает воздуха, не хватает случайного, несрежиссированного, несфокусированного. Прежде – при всей неискушенности, неумелости, профессиональном простодушии– в кадр попало и нечто необъяснимое, растворяющееся в памяти, расплывающееся, но совсем, до конца долго не покидающее, как сон, что связно не пересказать, как и телевизор раньше: щелкнул выключателем, экран погас, а световой квадратик, блик не сразу исчезает, тает…

Тогда, когда Королев проиграл из-за рассеченной брови, он не выходил на вручение наград. В пятьдесят третьем он спокойно стоял на ринге, когда золотой медалью награждался Шоцикас. Второму призеру не полагалось выходить из шеренги остальных призеров – победителям предстояло опустить флаг чемпионата, и, вышедшие из строя награждаемых, они образовывали особую группу. Но Королев, услышав свою фамилию, по инерции шагнул вперед – это хорошо было видно на экране: оглянулся, строго взглянул на кого-то невидимого нам и тяжело шагнул назад, в шеренгу вторых и третьих. Что это было? Откуда же мне знать? Но запомнилось – говорю же характеры, а значит, жесты, движения тогдашних боксеров врезались в память. Тем более все повадки Королева.

Очевидно, утратив первенство, Николай Федорович вел себя по общепринятым меркам как-то нелепо. Превращался, видимо, в фигуру одиозную из-за своего упрямого нежелания расставаться с боксерским рингом. Он не способен оказался уйти вовремя – уйти непобежденным. Тридцатисемилетним, он в международной товарищеской встрече проиграл не ахти какой силы боксеру из Польши – это он-то, Королев, посылавший после войны вызов Джо Луису. Он никак не хотел смириться с возрастом – не видел того, что видели все вокруг.

Но популярность его еще долго не шла на убыль – в шестьдесят третьем году он появился в зале «Крыльев Советов», одетый в военно-морской мундир (служил тогда на Севере), и публика устроила ему овацию. Но я заметил, что Сергей Щербаков и другие боксерские знаменитости иронически переглянулись. Почему? Он терял влияние в спортивных кругах? Или же он и был всегда больше любим публикой, чем боксерами? По-моему, то же самое много позже происходило с Виктором Агеевым – ему отдавали должное, соглашались, что редкостно талантлив, но осознанную им особенность своего положения, пренебрежения общепринятым простить не хотели. Так мне казалось…