Via Baltica - [41]

Когда опять наступило время просвечиваться, я пошел вместе с ней. Полон сладчайших надежд, я вступил в розоватые сумерки рентгеновского кабинета. Увы! И на этот раз мои легкие оказались чисты, как совесть младенца. Ни пятнышка. Что уж тут говорить о туберкулах и кавернах. У Даниеле тоже не было никакого прогресса – ее очажок был размером с фасолину, а превратился в горошину, прогноз получался хороший. Она выздоравливает, она виновата, что я не заразился! Уныло мы выходили из поликлиники: она надеялась, что у нее вообще ничего не найдут, я – наоборот. Словом, оба были разочарованы. Мы двигались медленно, не говорили друг с другом, каждый ушел в свои невеселые думы. С Музейной улицы Даниеле свернула к костелу св. Николая. Я пошел следом, стал за колонной и грустно смотрел, как она на ее лихорадочно молится. Я понимал, что эта молитва и за меня, но не эти молитвы мне были нужны – мне были нужны бациллы! Я вышел на воздух и подождал ее у ворот. Она вцепилась мне в руку, а я заметил, что она просветлела и успокоилась от общения с Богом. Что она ему говорила? Господи, сделай так, чтобы мой возлюбленный подхватил чахотку и его не забрали в армию! Вряд ли. На такое она не способна. Даже при смерти Даниеле не стала бы фамильярничать с Богом. Итак, она вышла и вцепилась мне в руку, – это было в новинку, и мне не понравилась подобная хватка. Не пройдя и двух шагов, мы лоб в лоб столкнулись с факультетским комсоргом – германисткой Грасильдой Гедрюте. Высокая, с несколько хищными чертами лица, чернобровая, красивая девушка. Ее родиной были святые места – Жямайтская Калвария, тем не менее Грасильда Гедрюте стала истинной, а не соломенной комсомолкой. Не за глаза с косинкой и не за саркастическую улыбку она получала Ленинскую стипендию. За подлинные заслуги, общественную работу и успехи в учебе. Но ее почти никто не любил, даже близкие по духу коллеги; в глазах администрации и ЦК ЛКСМЛ это был дополнительный плюс: раз не любят, значит, Грасильда принципиальна и бескомпромиссна. Я совсем не хочу осуждать Грасильду, напротив! Грасе была сознательная и способная девушка. Внешне она совершенно не походила на ведьму – умела громко смеяться, была остроумна. Даже слишком. Кое-кого сильно поранил ее отточенный язычок. И вот мы столкнулись – нос к носу, лоб в лоб и глаза в глаза. Она увидела нас выходящими из костела, она все видела! Грасильда Гедрюте, конечно, знала, что ее коллега-четверокурсница (некомсомолка) подозревается как носительница туберкулеза, что у нее в легких обнаружен маленький очажок. Нет, политику тут не пришьешь. Но! Даром что не комсомолка, а укрываться в тени алтарей все равно негоже.

Несоюзная молодежь должна выбирать другие места для прогулок. Даже для тех времен Грасильда была редкостным экземпляром – не просто функционерка, но глубоко верующая! Только не в Бога – в советский строй, светлое будущее, партию и т. п. Поравнявшись с нами, она улыбнулась – рот до ушей:

– Приветик! Ну? Помог боженька?

Я уже собирался ответить, злобы и у меня хватало, но Даниеле резко дернула за рукав: не связывайся! А Грасильда уже продолжала:

– Я, конечно, могу притвориться, что ничего не заметила. Но вдруг вас еще кто-нибудь видел? Не знаете? Ну, пока!

И пошагала, широко расставляя ноги. Вечно она куда-то спешила – на сессию, совещание, слет, бюро. Комсомольский значок носила даже на отвороте пальто – пусть все видят и знают…

Грасильда прекрасно понимала: формально поведение Даниеле нельзя было разбирать даже на открытом комсомольском собрании. Ну и что! Советский студент не должен ходить по церквам! И все-таки Даниеле была застрахована от унизительных объяснений, покаяний, биения себя в грудь: в той груди был маленький очажок, определивший хозяйку в неприкасаемые. Как в Индии. Но только наоборот: права советской неприкасаемой были неизмеримо выше. Она могла бы открытым текстом послать комсорга подальше – редкое наслаждение. Примерно это я изложил печальной подруге моей беспокойной жизни. Она немного повеселела, а я купил бутылку кагора – это спасительный эликсир не только для туберкулезников, но и для всех обессиленных. Едва мы открыли дверь, хозяин сунул мне в зубы повестку! Ну наконец-то. Мне предписывалось в такое-то время явиться на медкомиссию. Мелким шрифтом в приложении сообщалось, что меня ждет за неявку. Хозяин, казалось, был на верху блаженства. Верно, чуял:, что ли, что-то у нас не клеится? Вряд ли. Хотя – кто его знает!

7

Для туберкулеза характерна волнообразная клиническая картина: болезнь то затухает, то – спустя недели и месяцы – вновь убыстряет ход. У больного появляется жар, иногда кровохарканье – это значит, что бактерии в легких разрушили кровеносный сосуд. Позднее, во время очередной ремиссии, больной ощущает себя здоровым и работоспособным, отказывается от лекарств, не посещает врача. Тем и опасен туберкулез: процесс незаметно прогрессирует и наконец, проявляется в полной мере. Особенную опасность представляет кровотечение из легких. Еще недавно оно было главной причиной смертности туберкулезных больных. При кровотечении в легких образуются новые туберкулезные очаги, часто они охватывают значительные участки, сливаются и образуют так называемую казеотную пневмонию.