Входят трое убийц - [22]

На клочке бумаге ясно читалось слово PHARMAC и еще буквы РО. Но эти буквы были на двух разных строчках, на верхней строчке — РО, а на нижней — PHARMAC. Как это можно объяснить? Прилагательное, обозначающее национальность, во французском языке стоит после существительного. Француз скажет Pharmacie Polonaise и ни в коем случае не поставит эти слова в обратном порядке. С другой стороны, этикетка была очень грязная, с ней плохо обошлись. Может, не из-за уважения к французской грамматике вообще, но из-за неправильного расположения слов на разорванной этикетке… Может быть. Потому что как иначе все это объяснить?

Поэт еще несколько секунд поразмышлял над своей второй находкой. Потом осторожно сунул ее в тот же самый карман, где лежал листок с отпечатком ботинка, и направился к выходу. Когда он вышел на главную аллею, со стороны виллы показался Мартин. Вид у него был загнанный, нервный, он то и дело поглядывал на свои часы.

— Привет, Эбб! Вы все еще здесь? Вы что, ждали меня? Чертовски мило с вашей стороны! Мне необходима компания. И знаете, что мне еще необходимо?

— Глоток вина у мадемуазель Титины? — предположил Эбб.

— Немного погодя, — просияв, ответил Мартин. — Сначала я должен заглянуть к добрым сестрицам, чтобы мне сделали укол, piqûre!

— Вы имеете в виду католических монахинь? — не веря своим ушам, спросил Эбб.

— Ну да! А что вы так удивляетесь? Неужели вы никогда к ним не обращались?

— До сих пор нет, — пробормотал норвежский скальд. Он только из вежливости не схватился за голову. Мартину делали уколы католические монахини! Чего еще ждать? От Женевьевы он знал, что местные простолюдины, как, впрочем, обитатели и других средиземноморских стран, свято верили в чудодейственную силу этих уколов. Если местным жителям казалось, что у них au corps, в теле завелся какой-то недуг, они точно знали, какие меры следует принять: они немедленно шли к монахиням, и те делали им укол. Все это Эбб знал, но чтобы Мартин, интеллигентный англичанин…

— Как вам нравится глупость здешнего доктора? Слыханное ли это дело! Вскрытие! — закричал Мартин. — Я понимаю, когда вскрывают тех, кого убили или кто покончил с собой. Но Артур никогда бы в жизни не покончил с собой. Для этого он был слишком большой эгоист! А как можно было его убить так, чтобы не было видно, что это убийство?

— А вдруг его отравили, — сказал Эбб, сам удивляясь своей интонации. — О такой возможности вы не думали? Доктору наверняка пришла в голову эта мысль.

Мартин выхватил из кармана часы и посмотрел на них.

— Уже больше одиннадцати! Мне надо спешить, если я хочу поспеть домой к ланчу! Чего бы я не отдал, чтобы улизнуть с него сегодня… Как вы сказали? Отравили? Чепуха! Раздобыть яд совсем не так просто, как вы, судя по всему, воображаете, не говоря уже о том, что ни один человек в здравом уме не отважится на это теперь, когда химики стали такими искусниками! Вы идете со мной? Или встретимся позже у Титины?

Эбб пробормотал, что, к сожалению, дома его ждут гости. Мартин вежливо, но сдержанно пожал ему руку — так ретивый служака-солдат пожимает руку дезертиру. Вернувшись домой, Эбб застал у себя обоих коллег по детективному клубу, они ждали поэта.

2

Атаку начал директор банка. Его розовое лицо излучало исполненный боевого задора датский скепсис.

— Мы получили ваше письмо! — воскликнул он. — И вот мы здесь! Не говорите ничего, я заранее знаю, что вы думаете! Объясните только одно: если вы правы, какой во всем этом смысл?

— А что я, по-вашему, думаю? — спокойно спросил Эбб, усаживаясь на стул.

— Конечно, что умерший сегодня ночью человек был убит! И убил его один из братьев! А что еще вы могли подумать после тех фантазий, которые излагали нам вчера?

— Я только что побывал на вилле, — все так же невозмутимо заявил Эбб.

— Браво! — Банкир громко расхохотался. — Надо отдать вам должное, времени вы не теряете! Стало быть, преступник уже схвачен?

— Пока что, — продолжал Эбб, не поддаваясь вызову, — я могу вам сообщить, что доктор, прежде чем выписать свидетельство о смерти, требует, чтобы произвели вскрытие, без этого он не выпишет необходимую бумагу.

Слова Эбба произвели некоторое впечатление на собеседников. Доцент Люченс посмотрел на поэта, снял очки в золотой оправе и начал протирать их носовым платком. Но директор банка был не из тех, кто так легко сдается.

— Вскрытие? — повторил он. — Доктору что, не удалось найти револьверную пулю? А может быть, исчез стилет?

— Внешних следов насилия нет, — сказал Эбб.

— Вот как! — Трепка потер руки. — Стало быть, если ваше пресловутое убийство и в самом деле совершено, это отравление?

— Об этом я ничего не знаю, — ответил Эбб тем же отстраненным тоном. — Знаю лишь то, что сказал: доктор требует вскрытия.

— А как восприняла это требование семья?

— Нельзя сказать, чтобы эта мысль им понравилась. Бабушка напомнила, что покойный страдал болезнью желудка. Доктор отказался считать эту болезнь причиной смерти. Тогда старуха сдалась. Мартин Ванлоо был настроен куда более непримиримо.

— Значит, сомнений нет, преступник найден! — заявил с уничтожающей иронией банкир. — И это Мартин!