Входящая во Мглу - [2]
Когда я вышла из туалета, меня замутило. Свет в комнате слегка померк, а кровать отодвинулась куда-то вдаль, утопая в испарениях. Я с трудом двинулась к ней вся в холодном поту. Тошнота вмиг усилилась, пахло как при вскрытии или на месте убийства. Я рванулась сквозь холодный пар; в глазах посерело, потом затуманилось, грозя вовсе померкнуть. Кровать представлялась неясным светлым пятном. Сначала я ухватилась за стальную перекладину, потом взобралась на постель. Мгновение просто лежала на холодном, промокшем матрасе будто оглушенная рыба, пытаясь отдышаться. Затем кровать сдвинулась, и я провалилась сквозь нее.
Пока я падала, свет стал ярче, и комната вновь обрела четкие очертания. Медсестра зашла как раз когда я ударилась об пол. Конечно, она меня отругала. Потом вызвала санитара, который подхватил меня и скинул на мою собственную кровать, что стояла в полутора метрах.
Я думала, в палате три койки, но медсестра сказала, что одна — с самой реконструкции шестидесятых годов. А дальше последняя капля, как раз накануне утром.
Мне до сих пор было страшно смотреть на себя в зеркало. Левый глаз окружал багровый синяк, который наплывал на переносицу, просачивался к брови и опадал на скулу, чтобы дальше стечь по краю челюсти и превратиться в жуткий собачий ошейник сине-зеленого цвета. Губы и ухо рваные и распухшие. Синяки и отеки, которые в больнице стягивали мое лицо в гримасу, только-только перешли в одутловатость, словно от тугого галстука. Насколько я видела спереди, волосы на концах были потрепанными, как старая соломенная метла. Хотя большая часть еще спускалась ниже плеч.
Но мне надо было вернуться к работе — чтобы оплатить счета за лечение! — и приближалась назначенная встреча, поэтому я решила сдаться на день в спа — комбинацию салона и пыточных застенков, — надеясь, что его персонал сделает меня более похожей на человека, чем на Бориса Карлоффа после вечеринки.
С полотенцем на голове, в халате и тапочках я разрешила поместить себя на пятнадцать минут в крошечную парную — «расслабиться и открыть поры». Я пыталась тихо сидеть и расслабляться, но в голове жужжал рой насекомых.
Я сжала виски руками. Зажмурилась и начала глубоко размеренно дышать, и все-таки дымный смрад заставил меня вновь распахнуть глаза. Пар вокруг клубился, скручиваясь в образы китайских драконов, обрамлявших расплывчатый дверной проем.
Я огляделась. Одна. Некому сказать, что это лишь игра света. Разреженный пар вблизи тепло покалывал кожу. Облака же у двери казались плотными, как дым, и темными, но холодными, как страх.
Бледное пятно мигало посреди дверного проема, слегка колыхалось, вырастая в узкий, пульсирующий столб неясного света. Желудок свернулся, приступ тошноты вспорол кишки. Запах дыма сменился вонью разложившихся трупов и болота.
Я вытянула руку, пытаясь не упасть, и тут же отдернула. Трогать извивающееся облако, чем бы оно ни было, вовсе не хотелось. Я отпрянула подальше на своей скамейке и ударилась затылком об стену. Накатил сверхъестественный ужас.
Грудь стянула внезапная тревога, дыхание участилось, в горле появился металлический привкус. Наверное, я крикнула: «Нет!»
В паре прорезался луч света, разрывая туманный дверной проем. Я дернулась к нему. Одна из бойких сотрудниц спа-салона заглянула внутрь из-за настоящей двери. Она спросила, в порядке ли я.
Я сглотнула и огляделась. Только пар — обычный пар, пахнущий чистой водой и чуть-чуть сосновыми скамьями. Никакого столба манящего света. Никакого драконьего дыма со зловонием смерти. Я сказала, что у меня все хорошо, просто заснула. Но по спине бежали мурашки. Парную я покинула с превеликим удовольствием.
Я замолчала, чтобы немного успокоиться. Нахмурилась, глядя на врача, который только поднял бровь и застыл в ожидании. И принялась за последнюю историю.
— Я пыталась бегать сегодня утром, однако выдержала не больше пары секунд. Меня тошнит, я чувствую какие-то запахи, слышу звуки… Этот туман… Я все время вижу глаза, тени, всякую чушь, — добавила я, иссякая. — Еще я плохо сплю. Завтра меня ждут клиенты, надо возвращаться к работе. Мне сказали, что уже можно, но, кажется, я еще не настолько здорова, как уверял больничный врач, или у меня галлюцинации от таблеток.
Скеллехер нахмурился. Он уже потыкал меня иголками и палочками, проделал обычные манипуляции с ярким светом и холодными инструментами.
— Таблетки ни при чем, — объявил он. — Показатели жизненно важных функций в норме. Никаких причин сомневаться в выводах вашего врача — хотя, на мой взгляд, чем меньше вмешательства в организм, тем лучше. Я твердо верю, что тело и разум должны справляться по мере сил сами.
Он вновь взглянул на мою диаграмму и замолчал. Через мгновение врач посмотрел на меня.
— Послушайте, я знаю, это страшновато. Последствия травм головы загадочны и непредсказуемы. Мозг удивителен, мы каждый день узнаем о нем что-то новое, но до сих пор не изучили до конца. А то, что мы называем разумом, — вообще дикие джунгли. Есть столько всего, что приводит традиционную западную медицину в тупик, а сами вопросы жизни и смерти, физического и психологического влияния смерти на разум — метафизика, в общем, — это полный мрак.
