Ветви на воде - [11]

Пока Хэнк жарил яичницу на походной плите, мы узнавали друг друга получше. Я спросил у него, почему он не боится торнадо. Когда утром я появился на пороге его дома, вид у него был довольно обеспокоенный, но когда я вошел, от его беспокойства и следа не осталось.

– Потому что не стоит бояться того, что не в силах контролировать. Если уж мать-природа решит повалить мой автобус, я с этим ничего не поделаю. Но я точно знаю, что услышу шторм до того, как он разразится, и успею забраться под автобус.

– А вас им не придавит?

– На этот вопрос у меня тот же ответ. Не стоит бояться того, с чем ничего не поделаешь.

– Значит, мысли о торнадо и ураганах вас совсем не пугают?

– Нет, подобное меня не пугает. Я с уважением отношусь к явлениям природы и их невероятной силе, но зачем их бояться? Страх парализует. Приходит время действовать, а ты не в силах. Это пострашнее, чем шторм.

После завтрака дождь утих, и я понял, что сегодня торнадо автобусу Хэнка не грозит. Встав со стула, я огляделся и спросил:

– Так что я могу для вас сделать?

– Видишь ли, я хотел, чтобы ты отмыл автобус снаружи, но теперь в этом нет никакого смысла. Надо дождаться сухой погоды и покрасить его, – Хэнк обвел глазами автобус. – Если честно, даже и не знаю, чем тебя занять.

– Может, я почищу вашу ванную? Не обижайтесь, но вчера вечером я заметил, что ей бы это не помешало.

Хэнк удивленно посмотрел на меня.

– Хочешь почистить мою ванную?

– Конечно. Я же должен что-то для вас сделать. – Разумеется, мне не хотелось ее оттирать, но я понимал, что я в долгу перед Хэнком, и это чувство было мне неприятно. Не дожидаясь ответа, я побрел в хвост автобуса. – Где у вас губки и чистящее средство?

– На нижней полке шкафа.

Когда я закончил, ванная сверкала. Я гордился своей работой и надеялся, что Хэнк ее оценит.

– Готово, – объявил я. Он обвел ванную взглядом и даже присвистнул.

– Ты отлично справился.

Решившись, я указал на фотографию, где он был с женщиной, и спросил:

– Кто это с вами?

Он долго молча смотрел на меня, наконец ответил:

– Может быть, однажды я тебе расскажу.

Я понял, что мой вопрос пробудил воспоминания, которых Хэнк не хотел, и пожалел, что задал его.

Я продолжил оттирать автобус изнутри, отмыл его целиком. К тому времени как я собрался уходить, дождь закончился и из-за туч показалось солнце. Он заплатил мне три доллара, как и обещал, и велел не отдавать родителям больше одного. В «Грейсонс Маркет» я на этот раз купил шесть банок собачьей еды и бутылку содовой за пятнадцать центов, и это обошлось мне в доллар сорок семь. Доллар ушел на съем, пятьдесят три цента – в банку на черный день. Теперь мои сбережения составляли восемьдесят четыре цента, и для мальчишки, которому и тринадцати не исполнилось, сумма была весьма внушительной.

На следующий день Хэнк попросил меня отчистить автобус снаружи, чтобы подготовить к покраске, хотя я сомневался, что на такое нужно тратить время и деньги. Вечером он дал мне еще пять долларов. Один я попытался вернуть обратно, потому что Хэнк накормил меня завтраком и обедом, но он не взял. Я сказал, что он платит мне слишком много. По пять долларов в день мальчишкам моего возраста в шестьдесят восьмом году не давали. Он ответил, что впереди у меня много дней, в которые он не станет платить мне так много, и дней, когда у него вообще не найдется для меня работы, поэтому сейчас я должен пользоваться случаем и планировать будущее.

В этот день в «Грейсонс» я взял только содовую, потому что собачьей еды мне пока хватало. Доллар семьдесят центов отдал родителям, в банку положил три доллара пятнадцать центов. Всего за пару дней я скопил больше четырех долларов.

По пути домой я зашел в ветлечебницу, поговорил с секретаршей. Она сказала, что доктор Келли, ветеринар, за десять долларов осмотрит Скелета, но за лекарства нужно будет заплатить отдельную сумму. Еще она сказала, что общество защиты животных оплатит прививки и кастрацию, если я сам не в состоянии. Это тоже была своего рода милостыня, но я решил, что могу ее принять, потому что она не для меня, а для Скелета. Я не был уверен, что хочу его кастрировать, но секретарша сказала, что, если я не соглашусь, общество защиты животных не станет платить за прививки. Дома я извинился перед Скелетом, хотя представления о том, что его ждет, он имел не больше, чем ветки, плывущие по реке.

В следующие несколько дней я умудрился скопить необходимые десять долларов. Мне пришлось оставить Скелета на ночь в клинике из-за операции, которую врач с учетом его состояния чуть не отказался делать. Секретарша сказала, что за лекарство я могу заплатить на следующий день. Я вновь как следует поработал на Хэнка и внес недостающую сумму, а Скелету надели на шею пластиковый конус, чтобы он не лизал швы. Я еще раз перед ним извинился.

Врач велел кормить Скелета дважды в день, пока он не поправится и не окрепнет. На следующий день мы с Хэнком начали красить автобус. Я понял, что вскоре поток денег прекратится, и стал размышлять, чем дальше буду платить за собачью еду.

К тому времени как мы закончили с автобусом, я скопил больше двадцати долларов. Как мне и говорили, собаки дорого обходятся, особенно истощенные.