Веточка из каменного сада - [17]

Никто так ничего и не понял из Ксанкиной речи, а я — кое-что. Вот по какой причине выступала Ксанка: ее загадочный Агутя «кабытабы» облазил весь наш двор и обнаружил кое-где непорядки. И что мы — не «кабытабы», а на самом деле — должны сейчас же, немедленно, пойти по квартирам (номера квартир она повторяла, не сбиваясь) и все наладить. Кого-то накормить, что-то передать — сорок бочек арестантов!

Разумеется, все гоготали и тормошили Ксанку, требуя от нее «лучше сказать стишок про елочку», а она, красная, вырывалась, чуть не плача, и все твердила свое. А я, честно скажу, совсем растерялся: надо же было дураку напомнить сестрице про ее фантазии…

Вдруг эту сумятицу точно пронзил голос Риммы, четкий и холодный:

— Не довольно ли — детского крика на лужайке? Борис, уйми свое бэби! Знаешь, я читала в польском журнале: если приглашаешь гостей, надо детей и домашних животных отправить к родственникам! И вообще если через пять минут не будет музыки, я ухожу!

Да. Коротко и ясно. Мне даже нехорошо стало. Я-то предполагал, что ее кто-то в этой компании интересует, так же, как она интересует кого-то…

Ну, да что там! Людей ведь созвал, и вот так, наперекосяк пошло… Наши «спецы» зашивались возле магнитофона. Я мигнул Рашиду, он снял со стены гитару. Взял аккорд — и такое грянул цыганистое, не хочешь, да притопнешь!

— Попробовать, что ли? — протянула Римма.

И так прищурилась, так повела плечом, тряхнула кудрями, что всем стало ясно — сейчас выдаст… по первому классу…

И в наступившей тишине — дззынь!

Струна лопнула, ожгла Рашида по щеке. Снова загалдели. Послышался, сквозь всхлипы, Ксанкин голосишка:

— Я же говорила… Нельзя! Сами веселятся, а там… Разве нельзя помочь? Перед Агутей же стыдно!

Я схватил ее на руки — унести поскорей! Она замолкла, только смотрела глазищами — просветила насквозь, аж совесть у меня зачесалась…

Лопнула вторая струна, сама по себе. Третья…

— Финиш! — крикнула Римма. — Лично с меня — хватит! Детсад какой-то! Люди, через полтора квартала отсюда — Артур Давидянц и компания! У них магнитола, «Грюндиг!» Я — туда! Джентльмены и джентльменки, кто со мной?

Все переглядывались, пожимали плечами… Я чувствовал, что даже обидеться не имею права, если все, вот так, возьмут и уйдут. В самом деле, ерунда ведь получается…

И вдруг кто-то сказал:

— Погодите! Ребенок ведь плачет! Надо же разобраться!

Это сказала Таня. Кто-то ее привел, кто-то знакомил с нами, я особо не разбирался. Но сейчас мне понравилась эта речь про ребенка. Ксанку и вправду жалко…

Короче, как завершилась вся эта катавасия?

Ушла Римма. С ней еще четверо. Ну, ладно…

Нас пятеро осталось. «Спецы» не оставили надежды на магнитофон, остальные взялись за фантики с современным уклоном: «Что хотите, то купите, кибер-робот не берите!». Таня пыталась утешить Ксанку — у девчонки уже слезы катились горохом. И Таня вдруг сказала: — Борис, а давай сделаем, как она просит — походим по квартирам… А кто такой Агутя?

Пришлось объяснять, что Агутя — пустяк, детская выдумка, а все остальное — как знать? Ксанка целый день по двору гуляла, всего могла насмотреться и на ус намотать.

Так и решили — сходим. Закутали девчушку, отправились.

Не скажу, чтоб я шел с большим восторгом. Двор у нас большой, корпусов штук десять, в своем — соседей еще так-сяк знаю, а в остальных? Ладно, если здороваемся. И вот — стучать в двери к незнакомым людям: «Здравствуйте, я ваша тетя!» Дичь!

Но Таню это не смущало.

— Что ж такого? Праздник ведь! Поздравим, по-соседски. И будем действовать, как обстановка подскажет.

По словам Ксанки, выходило так, что в четырнадцатой квартире «живет невеста и ждет телеграмму». Соседка, вроде бы, эту телеграмму получила — и забыла передать…

— Ну, это же просто! — сказала Таня.

Позвонили соседке. В квартире было шумно, из-за двери тянуло пригорелым.

Открыла хозяйка, вся впопыхах: половина волос на бигуди закручена, остальные развеваются, как водоросли, фартук в муке.

— Опять кого-то ищут! — сказала она сердито. — Адрес надо точно узнавать, мо-ло-дежь!

— С Новым годом! — улыбнулась ей Таня. — Мы за телеграммой…

— Будь оно неладно! — всполохнулась соседка. — Забыла ведь! С этими пирогами всю голову потеряла! Сейчас, несу!

Пока она ходила за телеграммой, Ксанка успела поворчать:

— Голову потеряла… Хорошо хоть — быстро нашла…

И вот мы, еще не отхохотав над нашей ворчуньей, звоним в четырнадцатую, держа телеграмму перед собой. Здесь нас встретили иначе:

— Ой, голубчики! Идите, несите скорей! Наша-то сидит — вся закаменела. Не подступись! Я уж ей: «Ну, не доставили телеграмму, бывает, ну, завтра поздравит твой суженый-ряженый!» Так голову не повернет…

Мы прошли в комнату — там, на тахте, у окна, сидела девушка, сжавшись зябким комочком. Как будто не в комнате сидит, а в ледяной пустыне. Как падчерица в лесу, у Деда-Мороза: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?». А девица уже и губ не может разжать, только смотрит огромными синими, как лед, глазами…

Мы отдали телеграмму. И девушка вздохнула так, будто после шести месяцев полярной ночи показалось наконец солнце…

…Еще одна квартира из Ксанкиного «списка». Тут на наше приветствие весьма раздраженно ответил хозяин, солидный дядек с таким внушительным носом, что мог бы рассекать им волны, как корабль.