Ветер Занскара - [7]

Когда он поднимался с пола, я сокрушенно покачал головой, словно со мной, а не с ним такой конфуз приключился. Он разъярился (несколько его учеников еще оставались в зале, и кроме того за боем наблюдали все айкидока) и ринулся на меня, атакуя довольно примитивной связкой: ногой в корпус, потом рукой в голову. Ни один из ударов не достиг цели потому что я оказался сбоку от Кочетова. А оказавшись там, я нанес хрестоматийный удар крюком в его незащищенное солнечное сплетение. Но исполнение удара было моим, короче говоря, нетривиальным. Он согнулся пополам, потом подогнулись его колени, потом мой противник лег на бок...

В чувство его привели не раньше, чем через минуту. Только в чувство, потому что он не мог ни дышать толком, ни тем более двигаться, просто сидел на пятках, тупо смотрел перед собой и со всхлипами втягивал воздух в легкие. Это был знаменитый — в данном определении нет ни тени иронии — Кочетов, побеждавший соперников в собственной стране и за ее пределами, где он и его ученики нещадно избивали изнеженных достатком, цивилизацией и комфортом европейцев.

В общем, после того случая мой приятель смог вовремя начинать тренировки. Кочетов оказался весьма понятливым. В данном случае я мог стопроцентно рассчитывать на этого накачанного быка, несмотря на его природную тупость. Все поступки подобных типов берут начало в инстинкте самосохранения, а он у них, как правило, переразвит...

Это место не имеет географической привязки на планете Земля. Если моему телу когда-либо будет суждено переместиться туда, в горы, где днем всегда ярко светит солнце, я не найду его — виденного столько раз, знакомого до валуна у тропинки, до каждого камня в кладке стен. Хотя обнаружу много похожего: врезанные в горы дзонги --массивные монастыри-крепости, храмы, вокруг которых трепещут на высоких жердях десятки узких, длинных флажков со словами молитв, а внутри установлены большие и малые молитвенные барабаны, монахов в бордовых и шафрановых тогах, чьи головы стрижены, и коричневые лица изборождены глубокими складками.

Но где-то все же существует то место, куда я попадаю не только в снах, но и в своих утренних и вечерних медитациях. Оно постепенно дополняется деталями, оттенками, восприятие его становится все более четким и ярким. Сравните это с проявлением цветной фотографии и вы получите приемлемую аналогию.

Там цветут ярко-голубые маки, я вижу их не менее отчетливо, чем цветы на столике в своей комнате. Иногда, когда солнце бросает на них косой луч при закате или восходе, они начинают играть ярким пурпуром. Воздух там чист, он настолько прозрачен, что видны горы в фантастическом отдалении, километров за двести. i

И какие горы! На фоне одной из них, просто подавляющей своим величием (вообще-то я был на Кавказе один раз, но таких размеров, таких пропорций даже представить себе не мог), я постоянно вижу гору поменьше, с очень крутыми, почти отвесными склонами, а на вершине ее строение. Оно представляет не совсем правильный куб, стены которого выложены из светло-серого камня. Я могу перемещаться над этой горой и этим строением, словно летая на вертолете, но внутрь его никогда еще не попадал. А вообще-то надо сказать, что я значительно расширил территорию своего местопребывания там за истекшие шесть лет. Именно столько времени прошло с тех пор, как я впервые попал туда.

Может показаться, что и это место, и мое присутствие там, детали ландшафта, строения, люди, их язык, который я уже понимаю — все это плод моего воображения, воспаленного медитациями. Но я никогда никому ничего не рассказываю, поэтому у меня нет необходимости что-то объяснять, доказывать или, тем паче, оправдываться...

Он появился сразу — четко, ясно, определенно. Лицо и фигура заполнились мне настолько, что я узнал его со второй встречи. А до этого видел во сне книгу. Уж не знаю, сколько месяцев подряд она мне снилась. Это была книга о боевых искусствах, но материал в ней подавался весьма странно и нетрадиционно. Увидев ее в первый раз (кстати, гигантские горы стали мне сниться одновременно) — нечетко, расплывчато — я проанализировал сон и успокоил себя тем, что не стоит расстраиваться, никаких откровений в этой книге быть не может, мало ли какие выверты во сне случаются. Я изучил к тому времени столько литературы по тайцзицюань, багуа, цигуну и другим «внутренним» школам, так много обо всем этом думал, что немудрено было и в «психушку» попасть, не то что видеть яркие, странные сны.

Итак, он появился вместе с пятым или шестым явлением книги. А вместе с ним появились три слова: лоо, чжуд и нам-шэ. То есть, слова прозвучали скорее где-то внутри моего сознания, словно ветер нашептал. Я не придал им никакого значения, тем более, что первое мне было известно, как населенный пункт на побережье Черного моря, да еще какой населенный пункт... Вожделенное обиталище людей шустрых, деловых и бесстыдных, «воротил» и «цеховиков», спекулянтов и путан, воров и рекетиров.

Каково же было мое потрясение, когда через некоторое время я открыл для себя: по-тибетски «лоо» — холодный вихрь, становящийся все более холодным и все более стремительным по пути из Индии к Гималаям. "Теперь я знал, где искать! Перерыв массу литературы — а чем еще заниматься недавнему выпускнику университета, получающему символическую зарплату и просто кожей ощущающему желание начальства поменьше видеть его — я нашел значения второго и третьего слов: «чжуд» по тибетски означает тантру, название тайного учения, а «намшэ» — душу, дух.