Ветер в лицо - [25]

В читальном зале заводской библиотеки все стулья были заняты. Валентина постояла у двери и уже хотела уйти, чтобы зайти в другой раз, когда здесь будет не так людно. Ей надо серьезно поработать над новыми статьями в технических журналах, за которыми она регулярно следила. Возможно, это поможет найти ответ на те вопросы, которые ставила перед ней ее работа над интенсификатором. Наверное, Валентина ушла бы, если бы не увидела, как, приоткрыв дверь из другой комнаты, помахала ей рукой старенькая библиотекарша.

Она завела Валентину в комнату, в которой не было видно стен за полками с книгами. Создавалось впечатление, что в этой комнате стены сложены из книг и окна тоже прорублены прямо в книгах.

— У меня есть для вас новые журналы, — сказала библиотекарша, поправляя роговые очки. — Можете поработать здесь.

На желтой полированной лестнице, стоящей перед полками буквой «Л», верхом сидел парторг завода Макар Сидорович Доронин. Полный, с зеркальным черепом, он почти под самым потолком мурлыкал себе под нос какую-то несложную песенку, просматривая книги. Доронин была одет в синий китель, которые по неписаному правилу любят шить себе ответственные работники районного масштаба, в синие шаровары военного покроя и в хорошо начищенные хромовые сапоги. Наверное, эта одежда снискала себе популярность среди административного и партийного аппарата периферии за свою практичность. В ней можно мокнуть под дождем где-то по дороге в колхоз, прыгать в цехе через раскаленные стальные слябы, ходить целый день среди угольной пыли, но одежда не потеряет своего вида, как не теряет вида, пока вовсе не вылиняет, военная униформа.

Валентина поздоровалась. Лицо Макара Сидоровича просветлело. Глубокая воронка на лбу, оставшаяся после тяжелого ранения, была окружена с двух сторон густыми морщинами. Морщины появлялись тогда, когда Макар Сидорович, улыбаясь, поднимал брови.

— А-а, Валентина Георгиевна! — Протяжно произнес он. — Я давно хотел вас видеть. Ну, здравствуйте. Простите, что не подаю руки. Боюсь, что вы не достанете.

— Здравствуйте, Макар Сидорович, — поздоровалась Валентина. — Действительно, до вас не дотянуться.

— Еще бы! Оседлал высоты науки. Вот только шевельнуться не могу. Чтобы не загреметь с этих высот... Отойдите, пожалуйста. При моей комплекции это и для вас опасно. Попробую сейчас мягко спуститься.

Он, несмотря на свою тучность и пожилые годы, спустился с удивительной легкостью и ловкостью.

— Вот знаете, Валентина Георгиевна, сидел я там наверху и думал. Хотите знать, о чем?.. — Ему, наверное, хотелось додумать вслух то, чего он не успел додумать до конца на верху лестницы, потому что, не дожидаясь ответа Валентины, Макар Сидорович продолжал: — размышлял о том, что нам выгоднее, когда необычное быстрее становится для нас обыденным, обычным.

— Я не понимаю, Макар Сидорович.

— Ну, вот возьмите вашу пневмопочту. Когда-то нам казалось, что лаборатория при мартене — вообще роскошь. А теперь мы не можем представить мартеновский цех без нее. А потом — пневмопочта... Но стоит ли все время восхищаться этой новинкой? Она вошла в быт, стала привычной — и хорошо. Мы критически этого изобретения воспринимать не можем, поэтому восхищаемся. А приходит новое поколении, не помнящее времен, когда состав стали определялся мастером на глаз, на излом, и уже смотрит на нашу пневмопочту, как на нечто устаревшее... Изобретает, совершенствует... И в этом, именно в этом заключается прогресс!.. Скорее привыкать к новому! Скорее делать его обычным. Меньше шума и трескотни вокруг новинок, потому что это их канонизирует... Тогда мы будем смотреть на все критически, молодыми глазами...

Валентина села и, не понимая, к чему ведет разговор Макар Сидорович, нетерпеливо поглядывала, как он, лысый, полноватый, приземистый, мерил комнату медленными шагами, слегка припадая на левую ногу. Но вот он топнул несколько раз ногой об пол, выпрямился и сказал:

— Вот и все. Странное ощущение. Как будто тебе ногу воробьи клюют... онемела от неудобного сидения. Ну, что же вы молчите?

— Я слушаю.

— Я хочу вас послушать. Как идет ваша работа?

Глаза его прищурились, брови поднялись, а с двух сторон у глубокой воронки на лбу снова появились мелкие складки. Металлические зубы поблескивали в улыбающемся рту.

— Пока все по-старому. Есть формулы, есть расчеты, есть чертежи. Даже есть интенсификатор. А толку нет.

Щеки Валентины порозовели, слабый румянец, словно отсвет далекой зари, разлился по ее лицу. Макар Сидорович смерил ее взглядом.

— Значит, говорите, есть все и нет толку? Это плохо. А почему вы прекратили эксперименты в мартеновских печах?

— Я еще к ним не готова, — ответила Валентина.

— Ну, что ж... Если вы чувствуете, что рано, то вам виднее. А может, есть какая-то другая причина?

Валентина задумалась. Говорить ему о том, почему она отказалась даже от того последнего эксперимента, право на который сама ходила к нему выпрашивать?

— Макар Сидорович, — начала она нерешительно. — Старые сталевары косо на нас смотрят. Говорят, что мы у них под ногами путаемся и только мешаем работать.

— Ага! — Громко засмеялся парторг. — Отца испугались! Зря, зря. По моему мнению, он совсем не страшный. Вспомните, что я говорил в начале. Старики у нас — золото. Только они слишком довольны нашей новой техникой. И как им быть недовольными?.. Ведь наш цех по сравнению с прежним мартеновским — это все равно, что царские палаты по сравнению с хатой бедняка. Как же им критически относиться к этой технике?.. Я, конечно, говорю не обо всех. Но значительная часть слишком преклоняется перед нашими новинками. Им кажется, что это — верх совершенства. Они даже обижаются, когда кто-то думает иначе. Поэтому и ворчат... А вы разве не верите в свою работу?..