Ветер с вершин - [5]

— Фильм прокрутили до конца? — спросил Зотов.

— Да.

— Какова, по вашему мнению, частота взмахов?

— Никакой! — закричал Ромадин. — Они не машут крыльями вообще. Расправляют их и оставляют неподвижными.

— Я так и думал, — пробормотал Зотов — И убедился наконец.

— Но почему?

— Завтра поговорим, — и Зотов закрыл глаза.

Ромадин вышел в зал. Он ничего не мог понять.

Письмо лежало на тумбочке, вероятно, в нем не было ничего личного или секретного, раз Зотов так небрежно бросил его. Ромадин схватил листок.

«Дорогой Павел Михайлович, вы заразили меня — не знаю только, как поточней выразить чем. Не любовью к жукам — к ним я безразличен, а энтузиазмом. Перед долготерпением же вашим я преклоняюсь. Как и обещал, встретился с тем человеком, о котором говорил, — старожилом метеостанции в горах. Жука признал сразу. Да, видел. В горах на вершине, когда еще был молод и мог туда лазить. Это было… Он покопался в памяти, вспомнил какие-то личные приметы и сказал „22 года назад…“

Я выполнил и то, о чем вы просили еще изготовил из пленки небольшой шар, наполнил его гелием, положил в корзину кусочек радиоактивного фосфора, который вы мне дали, и попросил одного из наших летчиков выбросить его над хребтом. Он так и сделал. Потом шар вернулся. Фосфор, что я положил в корзину, оказался нейтральным, и рядом с ним было несколько жуков. Все это посылаю…»

Ромадин отложил письмо, встал в задумчивости Вершинники живут здесь, но также и в горах, на ледяных склонах Две совершенно непохожие области обитания Чем там можно питаться? Почему они появляются раз в одиннадцать лет? Бедный Зотов… Почему они летают, не взмахивая крыльями? Ждать, когда Зотов все объяснит? Нет, сейчас, немедленно, не дожидаясь, пока еще хоть один вопрос придет в голову, начать самому поиски ответа.

Он подошел к стеклянному ящику, сорвал марлю. Насекомые медленно разлетались по комнате. Ромадин отошел в угол, сел на табуретку. Траектории полетов насекомых кончались где-то над ним. Непонятное чувство овладевало Ромадиным — он не мог объяснить, хорошее или плохое, — но будто чего-то ему не хватало, что-то исчезло в привычном мироощущении. Что именно? Это не было похоже на удушье и на приступ резкой боли — он не мог сравнить подобное состояние ни с тем, что испытывал раньше, ни с тем, что просто мог себе вообразить. Но сидеть так было невыносимо.

Ромадин встал, прошелся по комнате, снял машинально с полки счетчик космических частиц, постоял, снова сел на стул. Он не обратил внимания, на каком делении стоит стрелка — возле полки было темно, — но теперь, усевшись, глянул. Стрелка стояла на нуле. Ромашин точно помнил, что возле полки она показывала какую-то цифру.

Он снова вышел на середину комнаты. Стрелка качнулась; вернулся — снова стояла на нуле. Ромадин поглядел вверх. Насекомые висели над тем местом, где он сидел. Так это же экран, задерживающий космическую радиацию. Вот откуда непривычное состояние, когда человек абсолютно здоров, но какое-то странное беспокойство овладевает им — будто не хватает чего-то. Нет обычных доз космической радиации, и, очевидно, обойтись без них невозможно. Этого не знает никто, потому что никто еще не попадал в такие условия, когда на пути космических частиц вдруг возникал экран. Может быть, только метеорологи. Кто их знает, как они обращались с этими насекомыми; скорей всего собирали коллекцию. Вот эти насекомые, как бы висящие под потолком, они поглощают энергию радиации, они стремятся гуда, где ее больше. Я просидел под ними пять минут, а Зотов, вероятно, намного больше, удерживая себя насильно. И в конце концов, подобно тому, как утопающий сквозь толщу воды рвется вверх, Зотов бросился на крышу, чтоб не чувствовать никакого экрана над головой. Сейчас год солнечных пятен, повышенная радиация, насекомые рвутся вверх, но им мешает потолок и они скапливаются над человеком, который тоже ведь является источником радиоактивности. Редкий прибор может это установить, но чувствительность насекомых к подобной вещи должна быть поразительной. Все на месте — все, кроме одного: почему они не машут крыльями?

* * *

Ромадина никто не разбудил утром, он проснулся гораздо позже обычного, встрепенулся, взглянул на часы. Через четыре часа он должен стоять возле реки. Ромадин быстро оделся и поднялся наверх. Зотов оказался в зале. Бледный, он брал стекла с препаратами, залитыми коллодием, и клал в стеклянный специальный сосуд, перегороженный на секции. Руки его дрожали.

— Здравствуйте, — сказал он. — Сегодня ваш отъезд, и я хочу приготовить вам препараты…

— Павел Михайлович, — сказал Ромадин решительно, — я знаю многое — и то, что вершинники питаются энергией радиации, и то, что они появляются раз в одиннадцать лет, в год солнечных вспышек, и, следовательно, повышенной радиоактивности, и то, что они водятся не только здесь, но и в горах…

— Только там, — сказал Зотов, — на безжизненных вершинах. Часть их снесло сюда ураганом одиннадцать лет назад, и они отложили яйца. Если бы они водились здесь постоянно, их бы нашли раньше. Глушь, безлюдье — верно, но не настолько уж, чтобы не заметить какой-нибудь местный вид, не внести в определитель.