Ветер с океана - [42]

В тот промозглый осенний день он выехал в Мураново не то городок, не то поселочек, к старому, с войны, приятелю Матвею Крылову, заместителю председателя Мурановского исполкома. Крылов в городке налаживал пекарни и бани, открыл магазин, очищал улицы от развалин — делал жизненно нужное, хотя и мелкое дело, и тоже тосковал, как и капитаны МРС, что дело не по душе. Он был способен к масштабам и покрупнее. Уговоры продолжались больше месяца, только в то утро Крылов согласился возглавить задуманное предприятие. Все порождало у него боязнь — и с рыбой встречался, лишь когда была на тарелке, и в промысловое умение бывших военных моряков не верил, и еще меньше верил, что найдет колхозников, желающих променять привычную землю на незнакомое море.

Встреча с Куржаком положила предел колебаниям Крылова.

Алексей с Крыловым приехали в одну из крохотных артелей, прикрепленных к МРС — девять дворов, четырнадцать мужчин, способных тянуть сети: команда на два траловых бота. Всего таких артелей было четыре по обоим берегам залива, двадцать восемь дворов, от первого до последнего — сотня километров по суше, километров двадцать водой. А рядом обстраивались полевики и животноводы — переселенцы занимали отремонтированные дома, в конюшнях ржали кони, по полям бродили крупные породистые коровы — люди оседали всерьез.

— Вот где новая жизнь устраивается, — сказал Крылов. — Разве выманишь кого на воду?

Над неспокойным заливом неслись хмурые тучи, то моросило, то переставало. На бревне у воды сидел рыжий человек и не отводил глаз от пустого простора. Алексей спросил, на что он загляделся.

— Красотища какая! — тоскливо сказал переселенец. — И есть кому-то счастье — плавают, рыбачат…

— И вы можете плавать. Рыбы здесь хватает, рыбаков мало. Идите к нам в рыболовную артель.

— Кто же меня теперь отпустит? — с унынием сказал переселенец. — Аванс взял, корову, жилье дали… Судьба наша — земля, а не море.

— Переменим судьбу! Вас как? Петр Кузьмич? Просите моего товарища, Матвея Ивановича Крылова. Он человек влиятельный и богатый — и направление переоформит, и аванс вернет, и с коровой и жильем наладит.

— Матвей Иваныч! — сказал переселенец. — Сделайте одолжение!

Он даже умоляюще сложил руки. Алексей с усмешкой посмотрел на Крылова. Тот пробормотал, что подумать можно.

— Люди на рыбу нужны, — сказал он неопределенно. — Бросаем людей на рыбу, бросаем людей…

— И меня бросьте, Матвей Иванович, — просил Куржак. — А к вам куда идти?

Крылов беспомощно оглянулся на Алексея. Инструктор коварно посмеивался. У Крылова не хватило духу признаться, что он пока не имеет никакого отношения к рыбным делам.

— Идти?.. У вас Добролюбово? Следующий поселок — Некрасово. Вот там откроем контору, туда и приходите.

После Крылов сердито выговаривал Алексею:

— Женил!.. Влиятельный, богатый! Где богатство? Где влияние?

— Все будет, Матвей Иванович. — Алексей не переставал смеяться: так хорошо получилось. — Сам видишь, с рыбаками устроится. А что контору надумал открывать в Некрасове, одобряю. Место хорошее, там и колхозную пристань возведем.

С того дня прошло немало лет. В открытое море лесовика не выпустили, но в заливе Куржак стал лучшим промысловиком. А в памяти Алексея навсегда запечатлелось лицо немолодого переселенца — умоляющее, растроганное красотой водного простора. Он не изменился, рыжий рыбак. Море по-прежнему было страстью души, не рабочей площадкой, как у его сына. И Алексей понимал, как жестоко Кузьма оскорбил отца. Все, что не удалось совершить самому, достигнет сын, так думалось отцу. А Кузьма нашел в море лишь профессию, саму по себе неприятную, но годящуюся для самовозвеличения. Отец — мечтатель, сын — честолюбец… Мечтатель и честолюбец? А, может быть, лучше сказать по-другому? Люди разных времен, эти двое, отец и сын. Кузьма — практичен, он ищет в своей работе, неважно, какая она, только пользу для себя лично. А что польза эта не деньги, не высокие должности, а почет среди товарищей, возможность погордиться перед ними, возвыситься над своим окружением — вопрос характера, такой уж это человек, Кузьма Куржак, что лишь превосходство над другими его влечет. С неменьшей охотой он пошел бы не в рыбаки, а в шахтеры, рудари, металлурги, сельские механизаторы, если бы увидел, что и там быстро заслужит такой же почет. Для этого человека его труд — средство возвышения. А для отца работа — призвание. Этот старый рыбак в труде своем нашел осуществление глубоких порывов души. Может, и не надо так выспренно говорить, слишком уж получится по-газетному, но ведь это правда: его труд — творчество. Завтра, наверно, труд каждого будет творчеством, каждая работа будет совершаться по призванию, а старик требует, чтоб это уже произошло сегодня, негодует на сына, что он не таков. Нет, пока еще рано требовать этого ото всех. Сегодня профессия не всегда подбирается по душе — часто идут, куда требуются работники, а не куда хочется. Да и всем ли заранее мечтается, кем быть? Слесарем или летчиком, агрономом или врачом? Всякая профессия хороша, если нужна, выполняй только, честно дело свое. А завтра, возможно, занятие не по душе, случайно выбранная профессия, станет странностью, будет прегрешением перед собой и обществом — проступком, а не работой, вот таким же прегрешением и проступком, в каких обвиняет Куржак своего сына.