Ветер с Итиля - [4]

– Ладно уж, заходьте, время позднее, – и, не оборачиваясь, добавил: – У нас всякое случается…

* * *

В сенях пахло керосином и квашеной капустой. Пасмурно – под потолком засиженная мухами лампочка ватт на сорок, не больше. В углу – газовая плита довольно запущенного вида. Под табуреткой, обмазанной бурым суриком, видимо, оставшимся после покраски дома, бандитского вида котяра терзает рыбешку.

Хозяин отодвинул полог.

– Один я, – как бы извиняясь, сказал он, – моя-то уже года три как… Ну, заходьте, чего стали?

Серега саданулся лбом о низкую притолоку и глухо выругался.

– Кланяться надо, когда в хату входишь, – заметил Степан, – не то суседушка[2] обидится, житья не даст.

Мужик уважительно крякнул:

– Знаешь, что говоришь.

Комната оказалась большой и на удивление светлой. Напротив двери, в левом углу, висела старая икона в серебряном окладе. Казалось, что светло именно от нее, хотя, конечно, причина более прозаична – люстра «городского типа», красующаяся под потолком. На окнах – занавески из цветастого ситца, за ними проглядывает аккуратный тюль. Стол убран белой скатертью. В противоположном от иконы углу – русская печка. В устье дымится горшок с картошкой.

Степан невольно сглотнул слюну и втянул дымок.

– Ну и запахи у тебя…

– Светка приходила, – буркнул хозяин, – падчерица.

Степан распахнул дорожную сумку и извлек две поллитровки «Немироффа».

Поставил на стол:

– Это на посидеть, поговорить, ежели не побрезгуешь нашей компанией, конечно. А вот и тебе персональный подарочек, – протянул литровую бутыль «Абсолюта» – в оплату за будущее гостеприимство, как обещал. – Гляди, какая красавица, как слеза…

Мужик замялся:

– Ты это, еще две чекушки обещал…

Степан усмехнулся и достал из сумки пол-литра «Столичной»:

– Уж извини, батя, чекушек не держим, но объем аккурат соответствует.

– Да нам без разницы, в какой таре, – хмыкнул мужик, – хоть в ведро налей!

Хозяин, едва взглянув на «Столичную», засунул бутылку в карман ватника и уважительно принялся разглядывать этикетку «Абсолюта». Вдруг подозрительно посмотрел на Степана и спросил:

– Не паленая?

– Обижаешь, батя! Самая что ни на есть настоящая, а ежели опасаешься, то можно и к кому другому пойти.

– Это я так, на всякий случай, – пробормотал хозяин, нежно поглаживая пузырь. – Вишь, какое дело, давеча мужик у нас один от водяры чуть не помер, вот и сорвалось с языка…

– Ладно, замяли, – поставил точку Степан.

* * *

Вскоре на столе появилась рассыпчатая дымящаяся картошка, приправленная укропом и зеленым лучком. К ней соленые огурцы, черный хлеб и совершенно украинский розовый шмат сала. Сели трапезничать.

Проглотив сотку, хозяин посветлел. Завязалась беседа.

– Звать-то вас как, парни?

«Парни» представились.

– А меня Семенычем зовите. Да вы берите, берите, не стесняйтесь.

Степан и не стеснялся. Жрать хотелось зверски – с самого утра постился. Серега тоже не тушевался, уплетал с завидным аппетитом.

Вскоре от угощения остались лишь соленые огурцы да початый «Немирофф». Его и продолжили «кушать», впрочем, неоднородно – Степан все больше потчевал, надеясь развязать языки новым знакомым.

– А чего это, батя, – хрумкнул огурцом Степан, – тут про вас в газетах всякое пишут? Читал, небось?

– Да читал уж, – хмыкнул Семеныч. – Отдыхал здесь писака один – девка у него, зазноба, из нашенских. Ну и накропал – злое дело нехитрое. Брехня на букву «хы». – Семеныч опрокинул еще «сто». – Сам посуди, места у нас дикие. Автобус до райцентра, и тот отменили. А ментов так и вовсе не бывает. Мало ли кто пропадет… Однажды вон утопленника выловили, так неделю пролежал на солнышке, пока приехали… Пропадешь тут…

Колодца, конечно, никакого нет, Степан и сам это прекрасно понимал. А вот легенда, вполне возможно, и существует. Услышал журналистик какую побасенку да в газетенку и тиснул. Чем не версия?

– Что это у него на роздыхе творческая силушка поперла ни с того ни с сего?

Мужик хитро сощурился:

– А кто его знает? Городско-ой! К самогону непривычный…

Степан поднес ко рту еще стопку:

– Может, слух какой услышал?..

– Може, и услышал, – Семеныч совсем осовел, – а тебе на кой? Я расскажу, а ты про наши места погань напишешь – лапотниками выставишь.

– Да не переживай ты, батя, – веско сказал Степан, – я этнограф. Собираю легенды и поверья по городам и весям.

– А…

– Легенд у них, что грязи, – подал нетрезвый голос Серега, – уж чего-чего… Говорят, в лесах этих, – водила обвел рукой заключенный в стены горизонт, – язычники в древние времена жили.

– Так они везде в древние времена жили, – улыбнулся Степан.

– Нет, ты послушай! Было у них тут, ну, как его… святилище. Так вот… – Серега глупо хмыкнул: – Ну ни фига себе этнограф, на тебе ж пахать можно!.. Говорят, один главный у них был, типа староста.

– Волхв, – поправил Степан.

– Во, во. – Серега налил, опростал и продолжил рассказ про волхва. – Так он вырезал бабу из дерева, которая оберегала от всего, счастье роду приносила.

– Эта «баба» называется Рожаница, древнее славянское божество.

– Да хрен с ней, как она называется. Ты вот что послушай. Говорят, она до сих пор в лесах где-то стоит. Только ее не видел никто. Потому что мужики эти, – Серега кивнул на Семеныча, – схоронили бабу свою, и всякого, кто про нее пронюхает, кончают лютой смертью. Ты думаешь, отчего они все не передохли при нашей-то жизни? Идолище поганое помогает. – Серега заржал. – Такая вот местная легенда.