Ветер с Днепра - [20]

Он, безусловно, был прав. Какой же охотник будет рассказывать, что он стрелял в ворону, а попал в корову? И когда я вам рассказал про всю эту историю с сомом и картузом, то я полагаюсь исключительно на вашу скромность, дорогие читатели.

Когда мальчики и девочки с веселыми песнями возвращались домой, дед Галактион тоже возвращался с пасеки. Он шел по берегу реки, шел простоволосый, повторяя втихаря очередной рапорт о роях, которые вылетели за день и которые взяты без помех, и про синюю и красную краску для новых ульев.

Озорной ветерок с Днепра играл дедовой бородой. Дед шел с непокрытой головой, ибо вы сами понимаете, что никакой «главный прибор» не может заменить деду знаменитый картуз. Однако хоть какой тяжелой ни была потеря, но сытое гудение пчел, десятки новых ульев и мед, желтый янтарный мед — символ благополучия, — развеивали деду мысли о потерянном картузе. Скажем просто — некогда деду думать об этом. Каждый вечер, возвращаясь с пасеки, дед Галактион чувствовал себя помолодевшим лет на двадцать, иногда и тридцать — все зависело от количества взятых за день роев и новых ульев.

Старый пасечник шел и даже напевал вполголоса песню:

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боем взять Приморье –

Белой армии оплот.

Наливалися знамена

Кумачом последних ран,

Шли лихие эскадроны

Приамурских партизан.

Дед бодро маршировал в такт песни. Неожиданно кто–то поздоровался с ним в полумраке прибрежного ивняка.

— Добрый вечер, — отозвался дед Галактион. — А что ты там делаешь, добрая душа, не узнаю, кто ты…

Неизвестный, спрятавшись в ивняке, ритмично покачивал головой и не отвечал. «Диковинка», — подумал дед.

— А что делаешь, мужчина? — повторил, — и снова молчание.

«А, да это глупый Тодосик, — догадался дед. — От рождения не в своем уме. Ох, горе!».

— Здоров, Тодосик! Пойдем домой. Додомку пойдем, говорю.

Дед подошел ближе и только тут увидел, что у «Тодосика» ни рук нет, ни ног. Только картуз качается на кусте.

— Картуз! Да неужели же… С японской войны сохранил… — радостно вырвалось у деда. Только теперь и понял дед Галактион, что для полного спокойствия и полного счастья ему не хватало именно его боевого картуза. Пожелаем же старому пасечнику, чтобы он еще долгие–долгие годы носил свой знаменитый «главный прибор», который и в огне не горит, и в воде не тонет!

В картузе рапортовал о пасеке в тот вечер дед Галактион. В картузе!

РАЗДЕЛ ДЕВЯТЫЙ такой короткий, что автор едва успел рассказать о пионерском сборе по поводу поступка Павлика и о Евгешке, который воюет с сорняками и, наконец, приходит в сарайчик к изобретателю

Рано утром вышел пионервожатый Василий в сад. Он подошел к своей любимой яблоне, к Бергамоти Федуливне. Это была высокая яблоня–скороспелка, и когда Василий легонько потрусил ее, сразу же с верхушки сорвалось яблоко и стукнуло пионервожатого по голове.

— Так дальше нельзя, — вслух сказал Василий. — Надо этому положить конец.

Но это предложение никак не касалось невежливого яблока. Пионервожатый думал о Павлике Голубе. На изобретателе до сих пор лежало пятно. И до сих пор дети зовут Павлика хулиганом, но он не хочет признаться, не хочет честно рассказать, как он ударил в лесу Олесю и отнял у нее платок с пряниками.

— Если Павлик невиновен, нельзя его ругать, — снова вслух сказал пионервожатый. — Если виноват и не признается, надо так повлиять на парня, чтобы он наконец сказал правду.

Василий бесспорно рассуждал правильно. Но как повлиять? Какой путь избрать? В тот же день пионервожатый собрал учеников.

— Ну, ребята, как? Растем? Ого–го, прекрасно! На полный голос! Кузнечиков победили, вышка скоро будет. Павел Петрович письмо написал. Храбрыми назвал, мужественными. Ну как?

Он смотрел на детвору смеющимися, чуть прищуренными глазами (солнце светило ему прямо в лицо) и погружал пальцы в горячий сыпучий песок.

Сбор проходили на берегу Днепра, в тени прибрежного ивняка. Пионеры уже успели раздеться и сидели в трусах, с листьями лопуха на голове от солнца.

— А только вот что, ребята. Вопрос о Павлике. Надо, чтобы он работал с нами. И… надо, пожалуй, помочь ему закончить водоход… Как вы думаете? Кто берет слово?

Услышав о Павлике, Олеся снова почувствовала необычное беспокойство. Ее мучило сомнение. И когда Василий заговорил о том, что Павлик должен быть в коллективе и работать со всеми, Олеся первой поддержала эту мысль.

— А как же с платочком? — вскочил Кузька. — Простить ему хулиганство?

— Друзья, мы будем настоящими пионерами, если сумеем так повлиять на Павлика, чтобы он признался, — сказал Василий. — Только в нашей дружной семье Павлик поймет свой поступок. Разве это неправильно?

Собрание закончилось в Днепре. От детского шума и плеска воды все сомы разбежались во все стороны на сто километров, и теперь Быцыку, наверное, уже не снискать славы.

Евгешка тоже был на этом собрании. Но он не купался. Невесело было Евгешке. Он чувствовал себя страшным преступником. Он был будто чужой среди своих товарищей.

Евгешка без цели бродил по берегу реки. С криком летали чайки, стрелой пронесся синий яркий зимородок. Парень завидовал и чайкам, и зимородкам. И ястребу в голубом небе — остроклювому хищному ястребу. У них единственная забота — найти добычу, накормить птенцов. Им нет никакого дела до Павлика, до собрания.