Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры - [49]

– Можно взять тебя за руку? – мягко спросил он.

И ее ледяная ладонь легла в горячую руку. Черты его лица расплывались и таяли, словно не человек был перед ней, а только зеркало, в котором она видит саму себя – запутавшуюся, глупую маленькую девочку. Сейчас расплачется, как последняя дура. В этом дурацком кафе, перед незнакомым мужчиной. Не-зна-ко-мым. Или она где-то его уже видела?

Тепло ладони влекло к себе, разрушало прозрачную ватную пелену. Софья смотрела на себя со стороны, и ни грамма отторжения не было внутри нее, только желание принимать, хотелось открыться, остановить время и вот так сидеть, держать его за руку. Мир потихоньку прояснялся, стало легче двигаться и легче дышать.

Она поймала тоненькую ниточку страха – так не бывает, нельзя доверять вот так просто незнакомцу. Нельзя… и нельзя делать то, что она сделала сегодня в магазине. Перед глазами разом всплыли одно за другим события последних дней: серьезное лицо Знайки в диснеевском галстуке, Достоевский размазывает слезы по лицу, кассирша вытирает запекшуюся кровь с лица своего коллеги, воют где-то сирены, и дядя Саша смотрит укоризненно, как на ребенка, который грызет ногти.

– Посмотри на меня. – Незнакомец улыбнулся.

Он весь был одно чистое, яркое, бесконечное внимание. Софья чувствовала, что он готов слушать ее, не отвлекаясь даже на собственные мысли, готов воспринимать всю целиком, как она есть. И это было так удивительно, так не похоже на всех людей, с которыми она встречалась раньше. Она всегда улавливала оттенки настроений и как рассеивается поток внимания собеседника, который спрашивает, как дела, а сам думает, что ему надо купить хлеба и молока по дороге домой.

Совсем по-другому сейчас, когда он весь, целиком, принадлежит только ей, каждая мельчайшая крупица его внимания. Она хотела рассказать ему все, начиная с того вечера, когда она сделала открытку для Барракуды, или даже раньше, с первого дня в офисе, или еще раньше, но у нее было странное ощущение, что он и так все понимает. Вот так просто смотрит на нее, воспринимает и принимает. Не читает мысли, а понимает на еще более глубоком уровне, для которого нельзя найти слов.

Таяли, испарялись и улетучивались один за другим образы, и становилось легко, будто она была воздушным шаром и сбрасывала мешки с балластом. И вот уже хочется взлететь, оторваться от земли и оставить далеко позади неприятные воспоминания.

– Все, что с нами происходит, уже когда-то было, – произнес он и снова улыбнулся.

Софья еще раз посмотрела на бокал с вином – не тронут. Почему же так плывет голова, почему так хочется броситься в омут с головой, забыть про все на свете и пойти вместе с этим человеком – неважно куда: туда, куда он ее позовет.

– Пойдем?

Она покачала головой.

– Мне страшно.

– Тебе так только кажется.

По кончикам пальцев бежало тепло, и она поверила. Он увлек ее за собой. То ли это мужчина вел ее за собой за руку и усаживал в машину, то ли безгранично мощный поток тащил за собой, не оставляя ни секунды, ни вздоха для сомнений. И кружилась перед глазами сумасшедшая, буйная улица, потоки огней и чужие жизни за окнами без штор.

Он привез ее в гостиницу, маленькую и уютную. Когда они вышли из машины, Софья уже была уверена, что спит, свернувшись клубочком под пледом в своей мансарде, и все это ей просто снится. Волшебный сон про волшебного волшебника.

Софья чувствовала приятный холодок жесткого, накрахмаленного постельного белья и вдыхала гостиничный запах стирального порошка. Его мягкие ладони скользят по бедрам, она вздрагивает от прикосновения к обнаженному телу, закрывает глаза и проваливается в волшебный мир. Там, в том мире, она была бескрайним морем, она растекалась вширь и управляла волнами, как руками и ногами, она сама была каждой из миллионов беспечных волн. И повсюду, куда хватало взгляда, была только она – темно-синяя вода в белых барашках пены. Она смотрела наверх, туда, где был он – навис над ней бескрайним желтым небом, затянутым тучами.

В этом мире были только небо и море, море и небо, между ними – бесконечная пустота, ни чайки, ни ветра, а за тучами, высоко в небе, пряталось солнце. Они были недостижимы друг для друга – небо никогда не встречается с морем, даже на горизонте, а моря никогда не ласкает луч света. Она выныривала из своего видения на поверхность и слышала, как на улице снова воет сирена, словно преследует ее всю эту ночь. Она ощущала горячую влажность собственного тела и свернутое спиралью напряжение внутри него. Она ныряла обратно, и снова становилась синим морем, играла волнами, и отдавалась хмурому небу, и мысленно просила его открыться, показать хотя бы один крохотный, едва уловимый солнечный лучик. Напряжение нарастало, волновалось, металось море, чаще дышало небо, клубились в нетерпении тучи, и наконец-то в разрыве желто-серых исполинов мелькнуло солнце. Софья очнулась на миг, выгнула спину, со стоном выдохнула, поддаваясь мощной волне, охватившей тело, и тут же снова провалилась туда, где к синей поверхности моря прикоснулся вдруг сноп солнечных лучей, неожиданно мягких и неярких. Свет, который не режет глаз, только греет и освещает поверхность темного моря. Она ответила коротким штормом, волны закрутились маленькими безумными вихрями и разошлись во все стороны, оставляя за собой безмятежный штиль и нежно-голубую чистоту. Море с небом воссоединились, чтобы тут же расстаться и вернуться в небытие, откуда они родились совсем недавно. И сразу проявилась, проступила перед глазами комната, смутные тени, мятые простыни, горячее мужское тело рядом, прерывистое дыхание, легкий запах пота. Софья закрыла глаза и вслед за волшебным миром провалилась в долгожданное небытие. Но за миг до этого успела услышать шепот: