Ветер и меч - [43]

Империя Хатти — еще более удаленная от нас — государство хищное, хорошо вооруженное, и вдобавок там какие-то вечные неурядицы с верховной властью, а подобные неурядицы прежде всего разрешаются войнами. Так что от хатти неприятностей ждать можно было еще с большим успехом, чем от Дамашки или, скажем, Элама.

Но ничего подобного не случилось, вероятно, к огорчению иных советниц, вроде Аэлло или Никты. То ли не дошли до иноплеменных царей вести о падении Хепри и событиях вблизи Великих мелей, то ли заняты были эти достойные правители собственными интригами и распрями. Не появились на побережье ни тяжелые колесницы, несущие копейщиков, ни отряды пехотинцев с кривыми кхопешами и щитами о семи кожах (верхом в названных странах, как и в Алии, воины не ездят) и паруса военных кораблей не возникли над кромкой горизонта.

Но дел все равно было по горло. Не хотелось забрасывать ежедневные воинские занятия, и я стремилась постоянно уделять им внимание. Хотя обучение молодых и новобранцев теперь полностью взяли на себя советницы и некоторые ветераны, я регулярно участвовала в учебных боях, конных и пеших. Было и новшество — проводились примерные занятия по штурму крепостей (отмечу, что идея была не моя, а Аргиры).

Очень много времени занимали судебные дела, несмотря на то, что я внушала новопоселенцам выбирать судей из своей среды. Выбирать-то они выбирали, но склок прекращать не умели, и двигали со всеми своими несчастьями ко мне. Даже вожди побережья; как ни противно было их гордости внимать решениям женщины, приходили в город рядиться о вытоптанных посевах, угнанной скотине и женах, которых сглазили и сделали бесплодными. И за каждую паршивую козу эти великие воины рядились так, будто она была целиком из золота — еще бы, ведь дело не в козе, а в достоинстве вождя.

Но вожди оказались сущими младенцами рядом с заезжими купцами. После общения с ними голова у меня гудела так, будто по ней целый день били мечом плашмя. Тут, правда, я употребила себе в помощь Сокара и еще кое-кого из кернийской братии. На каждый яд найдется яд посильнее, на купца — чиновник. Мог бы в этих склоках разобраться и Келей, но тот как проклятый трудился на верфи, добиваясь, чтобы у нас была флотилия «не хуже, чем у Идоменея».

Не знаю, чем его зацепил именно критский царь с его восемьюдесятью кораблями. Кстати, видела я этот идоменеев флот под Троей, но мне тогда, что бы ни говорила Пентезилея, и голову не пришло сосчитать корабли. Но, сдается мне, было их гораздо меньше, чем восемьдесят. То ли молва, по обыкновению, преувеличила, то ли девять лет войны порядком проредили флотилию. Впрочем, те восемьдесят кораблей с Крита — это забота Идоменея.

Я посылала на Крит только один корабль, и он не вернулся. «Гриф» пропал бесследно. В этом могли быть виновны пираты, бури и мели… Но кормчим «Грифа» был Диокл, и он однажды едва ли не стал предателем… Что ж, обойдемся мы и без Диокла.

А строительство вокруг крепости ширилось, и жизнь в бухте кипела, как в котле хорошего кашевара. И все шли ко мне, и во все приходилось вникать. Во многом это напоминало прошлую зиму на Самофракии, когда я тоже с ног валилась от усталости и никогда не высыпалась.

Но различий насчитывалось больше, и не из-за одного размаха событий. На Самофракии нас заперла необходимость, и от того, сумеем ли мы исполнить задуманное, зависела наша жизнь. Здесь мы были благодаря свободной воле, и сами выбирали, как поступать.

Вот что меня воодушевляло — свобода, возможность выбора. И то, что мне все удавалось, казалось знамением Богини — выбор сделан верный. И как осуществление видения, примерещившегося мне в ту ночь, когда впервые посетила меня мысль о справедливом государстве, вставала у входа в бухту стая белых кораблей. И храм вырастал с быстротой, которую я считала невозможной.

Но город Керне не зря показался мне самым прекрасным в свете. Строительное искусство они довели едва ли не до совершенства. У них были такие приспособления для того, чтобы передвигать и поднимать тяжелые каменные блоки, тесать, укладывать и скреплять плиты, что мы и представить не могли. Не только мой народ, но даже Менипп или Эргин. Разве что в Черной Земле есть нечто подобное, но никто из нас там не бывал.

Не странно ли — именно атланты, которых от века учили ненавидеть и презирать Богиню, строили теперь Ее святилище? И они делали это без видимого принуждения. Горгоны могли расценивать сие как победу Богини — или как унижение своих противников. Несколько раз я замечала их, наблюдающими за ходом работ, но ни одна из них не сняла маски — обычной маски, кожаной, не золотой.

Однажды это определенно была Мормо. Она стояла, грузно опершись на посох, и приморский ветер шевелил полосы кожи, прикрепленные к маске. Стояла долго. Возможно, ей доставляло удовольствие наблюдать за страхом атлантов — а те нескрываемо боялись ее присутствия, и творили знаки от зла. А может, я ошибалась. В возрасте Мормо столь мелочные развлечения должны утерять свою сладость. Но старейшая из горгон, удовлетворив любопытство, либо любое другое чувство, коим она руководствовалась, больше не появлялась.