Ветер Балтики - [8]

- Ну, теперь все - надо лететь! - сказал полковник Преображенский, надевая перчатки и застегивая комбинезон. - Надо пробиваться к намеченной цели.

Пробиться к намеченной цели!

Эти слова с некоторых пор в жизни Евгения Николаевича были наполнены глубоким смыслом. Годы службы в морской авиации стали для него ступеньками в восхождении к высотам боевого и летного мастерства.

Полковник Преображенский не любил рассказывать о себе и, если вдавался в воспоминания, то это бывало редко. По его словам, он никогда не собирался и никогда не думал стать военным летчиком.

Жил он в маленьком, ничем не примечательном городке Череповец, учился в педагогическом техникуме, готовился стать сельским учителем. И случилось так, что деревенский парень, впервые оказавшийся в городе, из техникума шагнул в большую летную жизнь.

Студенты изредка стреляли из малокалиберных винтовок, ходили в походы, сдавали нормы по военно-прикладным видам спорта. Но ребятам не хватало самолета! Да ведь самолет - не винтовка, винтовку достать можно и скорее и легче. Но попробуй достать самолет!

И вот однажды баянист Евгений Преображенский сказал в техникуме:

- Погодите, ребята, и на самолете полетаем! Ей-богу, полетаем!

Через некоторое время пришла разверстка для набора добровольцев в авиацию. Евгений в те дни лежал в больнице. Лежал и думал: "Вот, выпишусь, приду в горком комсомола, а там все места уже порасхватали, и я так ни с чем и останусь. "Везет" же мне!".

Евгений приложил все усилия, чтобы выписаться пораньше. И сразу же - в горком.

Секретарь спросил:

- Норму ты выполнил, товарищ Преображенский?

- Какую норму?

- - Вербовочную. В Красный Воздушный Флот!

- Не выполнил. Я только из больницы.

- Завтра же подавай мне пять "летчиков". Да чтоб ребята были надежные. Орлы!

Преображенский присел на краешек стула, попросил лист бумаги, чернильницу и составил коротенький список. Здесь же, прямо в кабинете секретаря. Себя включил, дружка своего Арцыменю, Шурку Суслову, Мишку Цепелева, Митьку Ражева, Ивана Осорьева.

- Вот список! - предъявил он секретарю. Прочитав колонку фамилий, секретарь спросил:

- А это зачем?

- Что "это"? Шурка?

- Да, Шурка. Зачем тут Шурка?!

- Как зачем? Пускай летает Шурка. Шурка Суслова за двоих парней справится: девчонка бойкая.

- Нет, Шурка ваша не годится! - И секретарь вычеркнул Шурку.

Без Шурки в списке осталось пять фамилий.

Приехали ребята в областной город. А там комиссии да подкомиссии. Всех забраковали. И Арцименко вычеркнули - здоровьем не подошел. Один Евгений Преображенский остался.

- Езжайте, - сказали остальным, - езжайте обратно, надо кончать педагогический техникум, учителя нам тоже нужны.

С тех пор судьба Евгения Преображенского и определилась. Но до первого самостоятельного полета немало воды утекло.

Инструктор авиационной школы Магон, живой и вихрастый смельчак, учил своих курсантов, руководствуясь древним принципом: "Делай, как я!". Летать с ним над сушей, над морем, над чудесным городом Севастополем, над Малаховым курганом, где когда-то происходили знаменитые битвы, было удовольствием.

Красив чудесный город Севастополь. Каменный великан у Черного моря напоминал инструктору Магону и его пытливому ученику Преображенскому книгу, в которой, как в сказке, рассказывалось о подвигах русских богатырей, о черноморских матросах, о кораблях, о матросских храбрых женах, подносивших патроны и воду уставшим солдатам. И казалось им, когда они вдвоем летали над Севастополем, что там, внизу, вблизи города, на древней приморской земле, еще порох дымится в старинных запалах, еще ядра курятся, пролетают с грохотом над ЗАЛИВОМ и падают на берегу, за взморьем. Им казалось, что внизу еще кони лихие мчатся, и седоки несутся с длинными пиками наперевес, и пушки грохочут громовыми раскатами, дым все еще стелется над спящими курганами. Перед ними, как живые, стояли Нахимов, Тотлебен, Истомин. Тотлебенские мосты, бастионы - и дальше опять мосты, крепости и бастионы.

Много десятилетий прошло, но дыхание борьбы за Родину и кровь народа еще не остыли.

И русская слава поселилась тут навечно.

День ото дня Севастополь все больше нравился впечатлительному юноше, который пришел, чтобы увидеть этот город с неба, чтобы многое понять, многому научиться, осуществить свою мечту.

Курсанта Преображенского представили командиру отряда Василию Сергеевичу Молокову. Коренастый, голубоглазый человек с пристегнутым к поясу летным шлемом спокойно спросил Преображенского:

- Значит, это вы сегодня идете в самостоятельный полет?

- Так точно!

Василий Молоков глянул на небо, потом посмотрел на Преображенского пристально, прямо в глаза.

- Глаза у курсанта Преображенского хорошие. Надежные глаза. Видна в них решимость и твердость! - сказал он.

Василий Сергеевич Молоков всегда по глазам летчика определял, готов он к полету или не готов. У того, кто в себе уверен, глаза хорошие, вперед глядят. Кто не готов - прячет взор подальше, смотрит вниз или украдкой. И "дядя Вася" - так все звали Василия Сергеевича Молокова, - определив пригодность курсанта в контрольный полет, обязательно отправлялся с новичком. Сядет в самолет. Молчит. Пилот ведет машину. Молоков молчит, не вмешивается. Вниз смотрит, вверх, на крылья самолета глядит, показания приборов проверяет. И хоть бы слово! Что хочешь, то и делай. А когда на землю сядут, шлем к поясу пристегнет и, если улыбнется, значит, все в порядке.