Весы - [3]

После превращения в человека мне стало как-то не по себе. Я всеми силами хотел снова слиться с могучим деревом, которое сообщало мне такое глубокое чувство вечности и полноты жизни. Я посмотрел на него, но впечатление было уже другое, оно оказалось обыкновенным, человеческим. Дерево как дерево, наверное, дуб, хотя и вправду могучий. Меня что-то угнетало, мне чего-то хотелось. Ну, конечно, как все просто: я голоден. Я голоден, кровать жесткая, что-то сдавливает мне голову. Я невольно ощупал ее – так и есть, вся голова плотно забинтована до самой шеи. Очевидно, я здорово где-то влип. Вечность насовсем улетела от меня, уже появилось навязчивое ощущение форм и расстояний, предметы обрисовывались все яснее. Если оценить то мое состояние с позиций сегодняшнего дня, я могу сделать только один вывод: прийти в себя, обрести сознание, снова почувствовать себя человеком – никакое не преимущество, даже простой радости это не приносит.

Так, в расплывчатых, отрывочных размышлениях прошло минут десять. Потом дверь открылась и в палату вошел человек. Не говоря ни слова, он сел на табуретку, на которой недавно сидела девушка с голубыми глазами. Мы молчали и смотрели друг на друга; наверное, оба глядели испытующе. На человеке тоже был белый халат, но на врача он никак не походил. В сущности, это был смешной человек. Простоватое и угловатое лицо, необыкновенно длинная шея; кадык порос жесткими блестящими волосами, и я никак не мог оторвать от него взгляд, что было невежливо. Но он вряд ли это заметил.

– Как вы себя чувствуете? – спросил человек.

– Да ничего, – ответил я. И, пожалуй, сказал правду.

– Что-нибудь болит?

– Нет, ничего не болит… – Потом я спохватился, – где-то сзади чешется… зудит.

Я даже машинально потянулся рукой туда, где чесалось. Его умные и добрые глаза улыбнулись.

– Это хорошо, что у вас зудит затылок, – сказал он. – Я ваш врач, Топалов… Кирилл Топалов… А вы знаете, как вас зовут?

В его глазах вспыхнула искорка, но тогда я не обратил на это внимания. Меня смутил его вопрос. Как меня зовут? А разве меня должны как-то звать? Зачем это нужно?

– Не знаю, – сказал я.

– А вы подумайте… Я хочу знать ваше имя. Свое я вам сказал.

Я подумал. У меня не было ощущения, что я забыл свое имя. Мне казалось, что его просто никогда у меня не было.

– Не знаю, – повторил я.

– Хорошо, я вам помогу. Вас зовут Симеон Игнатов Балевский, но вы подписываетесь «Игнатов». По профессии вы архитектор, главный директор «Интерстроя». Вам это о чем-нибудь говорит?

– Ни о чем, – ответил я. Он чуть заметно вздохнул.

– Так я и думал. У вас была фрактура черепа. И потому вам сделали довольно сложную операцию. Но вы не пугайтесь, скоро все будет хорошо.

«Не пугаться? – с легким беспокойством подумал я. – А почему это я должен пугаться?»

– Почему я должен пугаться? – повторил я вслух.

– Конечно, никакого смысла в этом нет, – кивнул врач. – Должен сказать, что я вас не знал до… – он запнулся.

– До чего?

– Ну, скажем, до несчастного случая.

– Какого случая?

– Когда вы получили травму черепа… Вы поехали объект, который строится под вашим руководством. Там поскользнулись и упали. Упасть со второго этажа ременного дома – не бог весть как страшно. Но вы, к счастью, ударились головой. Как раз тем местом, где вас сейчас чешется, – он опять усмехнулся. – А где вы е?

– Не знаю.

– Не волнуйтесь, и я не знаю. А вы случайно не знаете, как зовут вашу жену?

– Жену? – встрепенулся я. – Разве я женат?

– Женаты. Детей у вас нет. Но жена ваша, говорят, красавица.

Я насторожился. – А разве вы ее не видели?

– Не видел, – спокойно ответил он. – Мой кабинет – в другом крыле больницы. Здесь я бываю только с обходом… Насколько я понимаю, вы совсем недавно пришли в себя. И, наверное, еще не смотрелись в зеркало. Что вы можете сказать ? своем возрасте?

– Что это такое – возраст?

– Это сколько вам лет, – пояснил врач. Я задумался. Неизвестно почему, этот вопрос показался мне особенно трудным. А он молчал и ждал ответа. Я мучительно пытался вспомнить хоть какое-нибудь лицо, но в голове было пусто.

– Хорошо, а мне, по-вашему, сколько лет?

Я внимательно посмотрел на него, но тут нечего было долго думать.

– Вам лет пятьдесят пять, – ответил я. Он искренне обрадовался.

– Молодец! Ровно столько мне исполнилось три месяца назад. Ну хорошо, а самому себе вы бы сколько дали? – и в его взгляде вспыхнуло нестерпимое любопытство.

– Ну, лет тридцать, – неуверенно протянул я.

– Вам сорок шесть, – сказал он, неизвестно почему очень довольный моими словами. – Но вы ответили правильно. В душе каждый чувствует себя куда моложе своих лет. Даже старая бабка, которая еле ноги волочит.

Он призадумался, потом спросил:

– А вы знаете, что такое кочерга?

– Кочерга… – протянул я. – Кажется, это такая штука, которой мешают дрова в печи.

– А булавка? – быстро сказал он.

– Иголка с головкой.

– Какая разница между булавкой и заколкой?

– Не могу сказать!

– А вы знаете, что значит «рудиментарный»?

– Зачаточный! – не задумываясь, ответил я.

Он задал мне еще десяток вопросов. Чем дальше, тем легче мне было отвечать. Я чувствовал, будто в голове у меня что-то раскрывается, слова так и вылетали одно за другим. И эта легкость была так приятна, что от удовольствия я буквально смотрел ему в рот.