Весы Лингамены - [5]
Краска бросилась говорившей в лицо, и она продолжала уже с жаром:
— Понимаете, по ромбикам и стрелочкам на экране вы никогда…
— Да-ри-ма, — вкрадчиво, трескуче, словно впиваясь клещами в каждый слог, наставительно произнёс Штольц. — Мы ценим твоё искреннее участие, но ты ведь всё же у нас советник по вопросам религии. У нас же немного другая работа, точнее, иная её плоскость, и…
Дарима с силой во взгляде устремила поток своего недосказанного негодования на говорившего, и он несколько стушевался. Снова наступила тишина, и лишь индикаторы задумчиво перемигивались красным и зеленым в дальнем конце зала.
— Советник по религиозным вопросам очень хочет помочь в нашем общем деле, — негромко промолвила, наконец, Дарима и смиренно сложила руки в молитвенном жесте. — Простите, я немного вспылила. Но, боюсь, любая система, — продолжала она уже ровным голосом, — любой замкнутый мир для изучения, какой бы мы только ни ухищрялись создавать и набивать самыми изощрёнными кармосчётными машинами, — любая подобная задумка обречена быть изначально кармически несамодостаточной системой. Сиречь иллюзорной.
Штольм поправил очки на носу и уныло окинул взглядом говорившую.
— Да, — раскручивала маховик наступления на ортодоксов науки «советник», — при создании таких систем всегда будет иметься некая нулевая карма, учесть которую у нас нет никакой возможности. Слишком много обнаруживается различных «до того», которые мы не в силах принять в расчёт все до единого. Вот откуда и всплывает тот самый горемычный кармопроцент ёмкостью в 55 целых и ноль сотых!
— Ох ты? — несколько обалдело произнёс Гелугвий.
— Дарима, да у нас и нет цели измерить саму карму или, тем более, поймать её в мешок. Но у нас есть математические методы и опыт, описывающие её работу, и однажды мы приблизимся к 90% и тогда… — вдохновенно проговорил Штольм, но Дарима словно и не слушала его. Она выдержала паузу и устало, уже без экспрессии, выдала:
— Есть только один единственный способ учесть все детали «нулевой» кармы. Это самому выйти из круга причин и следствий. Обрести просветление.
— При всём уважении, товарищ советник, — заулыбался я, — если ты достигнешь просветления, то вычислителям это вообще никак не поможет, ибо программы и машины созданы непросветленными.
— Нет, это, конечно, звучит, — заговорил Штольм, попеременно искривляя губы в то в одну, то в другую сторону, — но мы же, всё-таки, учёные, и действуем соответственно и сообразно современным научным достижениям и представлениям о карме. Объяснение всему должно быть, иначе мир не смог бы существовать.
— Быть может, мир, каким мы его осязаем, не больше чем иллюзия нашего загрязнённого ума, — негромко произнесла Дарима, и лицо её отобразило отрешённость.
— Многие века науки против долгих тысячелетий духовного опыта, — подытожил Штольм. — Увы, мы пока так и не смогли найти точки соприкосновения этих начал.
Я встретился взглядом со Штольмом и слегка кивнул ему в знак согласия. Дарима снова смотрела в имевшееся и в Зале Макетов окно. Все несколько утомились, и в опустившейся тиши уже ни о чём серьёзном не думалось; сейчас уже трудно было поверить, что только что в этой комнате состоялся такой тяжёлый, эмоциональный разговор. А вот Гелугвий за всё время пребывания в зале почти не вступал в общую беседу. Никто не знал, какие стрелки важнейших рельсов переключились в его голове этот момент, и какие семафоры на неизведанных путях нейронных сетей памяти переменили сигнал на противоположный. Если бы кто-то пристально наблюдал за ним в тот вечер, то, возможно, заметил бы, что учёный учащённо дышит, усиленно выделяя пот и без конца теребя свои непослушные кудри. Но все мы, продалбливая острозаточенной киркой самости дорогу к воображаемой истине, видимо, слишком углубились в свои умозрительные пещерки, чтобы заметить происходящее на поверхности земли.
— На сегодня, пожалуй, хватит. Все мы заметно утомились, — устало бросил Штольм. — Он поднялся, взял шляпу и, направляясь к выходу, добавил:
— Давайте завтра продолжим. До свидания.
— Да! — оживился, наконец, Гелугвий. Он хотел ещё что-то сказать, потоптался на месте, посмотрел по сторонам, щёлкнул пальцами, несколько раз поднял указательный перст к полотку и снова лишь утверждающе произнёс «да!», после чего кинул на нас извиняющийся взгляд и ретировался вслед за Штольцем.
В Макетном Зале остались только мы с Даримой. Безропотно и удивлённо взирали на нас изваяния поселенцев внутрянки, будто внезапно застывшие по взмаху чьей-то могущественной руки. Мягко лился свет люминесцентных ламп. Перемигивались цветные огоньки в конце зала. Тишь и благодать. Но я никак не мог прийти в себя, похоже, мне требовалось немного побыть одному. Дарима почувствовала моё замешательство и, дотронувшись своей рукой до моей, с мягкой улыбкой произнесла:
— Буду ждать тебя дома. Нащёлкаю на «машинке» что-нибудь очень необычное нам на ужин. Почему бы после вечера красноречия не устроить небольшой праздник чревоугодия?!
— Что, омлет из кармомодифицированных яиц, поданных под соусом просветления? — попытался я сострить и добавил:
Это бунтарский, философско-приключенческий роман о людях духа. В живой, увлекательной и зачастую юмористической форме герои повествования, проходя через многочисленные испытания и приключения, пытаются найти себя и нащупать осмысленность бытия. Им предстоит открыть, что всё это вполне можно обрести и в нашей реальности; для этого вовсе необязательно убегать в мир фэнтези, летающих тарелок или лазерных мечей.Действие происходит в английской глубинке в середине 90-х годов XX в. В центре повествования мальчик, которого с самого детства держали за высоким забором родители, закармливали лекарствами, ограничивали свободу и вообще хотели, чтобы их дитя стало успешным среднестатистическим человеком, таким, как и они сами.
Жестокий мир крупных бизнесменов. Серьезные игры взрослых мужчин. Сделки, алкоголь, смерть друга и бизнес-партнера. «Меньше нуля»: узнай, как ведут дела те, кто рулит твоими деньгами, из новой книги Антона Быковского!
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
В карьере сотрудника крупной московской ИТ-компании Алексея происходит неожиданный поворот, когда он получает предложение присоединиться к группе специалистов, называющих себя членами тайной организации, использующей мощь современных технологий для того, чтобы управлять судьбами мира. Ему предстоит разобраться, что связывает успешного российского бизнесмена с темными культами, возникшими в средневековом Тибете.
Крым, подзабытые девяностые – время взлетов и падений, шансов и неудач… Аромат соевого мяса на сковородке, драные кроссовки, спортивные костюмы, сигареты «More» и ликер «Amaretto», наркотики, рэкет, мафиозные разборки, будни крымской милиции, аферисты всех мастей и «хомо советикус» во всех его вариантах… Дима Цыпердюк, он же Цыпа, бросает лоток на базаре и подается в журналисты. С первого дня оказавшись в яростном водовороте событий, Цыпа проявляет изобретательность, достойную великого комбинатора.
Перед вами ироничные и автобиографичные эссе о жизни женщины в период, когда мудрость приходит на место молодости, от талантливого режиссера и писателя Норы Эфрон. Эта книга — откровенный, веселый взгляд на женщину, которая становится старше и сталкивается с новыми сложностями. Например, изменившимися отношениями между ней и уже почти самостоятельными детьми, выбором одежды, скрывающей недостатки, или невозможностью отыскать в продаже лакомство «как двадцать лет назад». Книга полна мудрости, заставляет смеяться вслух и понравится всем женщинам, вне зависимости от возраста.
Том Роуз – не слишком удачливый руководитель крошечного провинциального театра и преданный отец-одиночка. Много лет назад жена оставила Тома с маленькой дочерью Ханной, у которой обнаружили тяжелую болезнь сердца. Девочка постоянно находится на грани между жизнью и смертью. И теперь каждый год в день рождения Ханны Том и его труппа устраивают для нее специальный спектакль. Том хочет сделать для дочери каждый момент волшебным. Эти дни чудес, как он их называет, внушают больному ребенку веру в чудо и надежду на выздоровление. Ханне скоро исполнится шестнадцать, и гиперопека отца начинает тяготить ее, девушке хочется расправить крылья, а тут еще и театр находится под угрозой закрытия.