Весы Фемиды - [42]

— У него была возможность убить, — напомнил Фокс первое правило полицейского расследования.

— Была, — согласился Аллейн. — Кстати, Бейли проверил отпечатки пальцев. Очки точно принадлежат мистеру Данберри-Финну.

— Ну вот! — удовлетворенно воскликнул Фокс.

— Только это ни о чем не говорит. Он мог их потерять раньше. И будет отпираться до последнего.

— Что ж… — скептически протянул Фокс.

— Я согласен. Но у меня есть версия, как и когда они могли там оказаться. И заключается она вот в чем.

Он изложил свои соображения, которые Фокс выслушал, удивленно подняв брови.

— Что до возможности совершить убийство, то она была у жены полковника, всех трех Лакландеров, да и у сестры Кеттл, если уж на то пошло.

Фокс открыл было рот, чтобы возразить, но, заметив предостерегающий взгляд Аллейна, закрыл его.

— Конечно, — признал Аллейн, — мы не можем исключать бродяг или каких-нибудь смуглолицых уроженцев Дальнего Востока. Но есть одно обстоятельство, Фокс, которое мы ни в коем случае не должны упускать из виду. Судя по всему, находясь на смертном одре, сэр Гарольд Лакландер передал полковнику Картаретту свои мемуары. И тот должен был проследить за их изданием.

— Я не очень-то понимаю, какое отношение… — начал Фокс, но Аллейн снова прервал его:

— Это может оказаться совершенно не относящимся к делу. Однако разве не может так получиться, что эти мемуары связывают Лакландеров с одной стороны и мистера Октавиуса Финна с другой, а сами бумаги оказываются в руках полковника Картаретта?

— Другими словами, — как обычно неторопливо подытожил Фокс, — вы допускаете, что в мемуарах может подробно излагаться история предательства молодого Финна. А если его отец об этом узнал, то не захотел ли воспрепятствовать изданию?

— В такой формулировке это звучит, конечно, слишком уж неправдоподобно, правда? Но что мы имеем, если это так? Картаретт спускается вниз по холму без двадцати семь, видит, что Финн ловит в его водах, и закатывает скандал, который слышит леди Лакландер. Они расходятся. Картаретт направляется на встречу с леди Лакландер, беседует с ней десять минут и идет в ивовую рощу ловить рыбу. Старая леди уходит домой, а Финн возвращается и убивает Картаретта, потому что тот хочет опубликовать мемуары, которые бесчестят имя Финнов. Но леди Лакландер ни словом мне об этом не обмолвилась. Она не говорила, что они ссорились из-за мемуаров, хотя я не вижу оснований скрывать это, если так оно и было. Она просто сообщила, что причиной ссоры являлось браконьерство и что Картаретт ей об этом рассказал. Однако она добавила, что встречались они обсудить некое семейное дело, которое не имеет ничего общего с убийством. А может так быть, что этим частным семейным делом оказались мемуары и их публикация? И если так, то почему она отказывается об этом говорить?

— А у нас есть причина подозревать, что здесь замешаны мемуары?

— Нет. И я занимаюсь тем, от чего всегда предостерегаю других, а именно: предаюсь домыслам. Но разве ты не обратил внимания, как не понравилось молодому Лакландеру само упоминание о мемуарах? Он сразу перестал разговаривать. Мемуары постоянно выплывают на поверхность, Фокс. Они связывают Картареттов с Лакландерами и могут запросто связывать мистера Финна и с теми и с другими. Пока именно мемуары являются единственным связующим звеном между всеми этими — в остальном обычными — людьми.

— Я бы не назвал миледи обычной женщиной, — заметил Фокс.

— Для своего круга она вполне типична, уж поверь. Слышишь, подъехала машина? Наверное, это доктор Кэртис. Что ж, пора отправиться на Нижний луг поискать улики и проверить на месте, у кого была возможность совершить убийство.

Но перед уходом он остановился в дверях и, потерев нос, посмотрел на коллегу.

— И не забывай, что перед смертью старого сэра Гарольда, похоже, мучили угрызения совести и умер он со словом «Вик» на устах.

— В самом деле!

— Да. А Марк Лакландер называл молодого Финна Викки! Заставляет задуматься, верно? А теперь в путь!

5

При утреннем свете середины лета лежавшее ничком бездыханное тело полковника Картаретта явно нарушало идиллию мирного берега реки с живописной ивовой рощей. Брезент, закрывавший тело, убрали, и на виске бросалось в глаза клеймо насилия, оставленное преступником. Бейли и Томпсон снова проделали свою ночную работу и сфотографировали тело со всех сторон, правда, по мнению Аллейна, толку от этого было мало. Вода затекла под доски, прижимавшие брезент, пропитала всю одежду полковника и даже собралась в лужицу у него в ладони.

Окончив беглый осмотр, доктор Кэртис поднялся.

— Я здесь закончил, Аллейн, — сообщил он. — Содержимое карманов я передал сержанту Олифанту. Связку ключей, табак, трубку, зажигалку. Банку с наживками. Носовой платок. Бумажник с несколькими банкнотами и фотографией дочери. Вот, собственно, и все. Теперь несколько общих замечаний. Налицо трупное окоченение, но оно уже начинает проходить. Насколько я понял, вы уже выяснили, что последний раз его видели живым без четверти восемь, а в девять уже нашли тело. Вряд ли мне удастся установить более точное время смерти.

— А что скажете про раны?