Вестник, или Жизнь Даниила Андреева - [210]
Заканчивался октябрь, погода портилась — похолодало, задули ветры, пошли дожди. С ухудшением погоды и ему становилось хуже.
Горячий Ключ. Деревья на вершине горного хребта, под которыми была закопана рукопись "Розы Мира". Октябрь 1958. Фотография А. А. Андреевой
"Мы еще некоторое время прожили в Горячем Ключе, — писала о памятных днях Алла Александровна. — Даниил напечатал "Розу Мира" в двух экземплярах, и второй экземпляр я зарыла на вершине хребта, который перегораживал ущелье с запада на восток. За спиной у меня был Горячий Ключ, впереди — река, а за дальними горами — море. Я увидела триангуляционную вышку и, решив, что от нее хоть насыпь останется, отмерила тринадцать шагов до раздвоенного дерева, на котором перочинным ножичком вырезала крест. Под ним я и зарыла рукопись в бидоне, и думаю, что больше ее никто никогда уже не найдет. Лес там давно разросся"[662].
Через неделю после завершения "Розы Мира", бессонной ночью 19 октября, он написал последнее стихотворение. Оно стало и послесловием, и завещанием, и молитвой:
Теперь он вновь принялся за давно опостылевший перевод. Подстрочник рассказа "Бриллианты Борнео" оказался невнятным, с фразами, смысл которых едва брезжил. О темнотах косноязычного текста он написал Рахиму. Дружба кончилась разрывом. Зея Рахим оказался отнюдь не благородным восточным принцем. По крайней мере, Борис Чуков рассказывает о нем такую историю. Приглашенный в дом Бружесов, за чаем "Зея околдовал широкой эрудицией и личным обаянием Александра Петровича, который убедился в правоте зятя: в тюрьму попадают и высокоинтеллигентные, порядочные люди". А на утро после визита Рахима, профессор, собираясь на работу, не обнаружил своей богатой шубы. В милицию Бружесы обращаться не стали. А не пойманный за руку, "Зея повел себя вызывающе и стал терроризировать Аллу Александровну…"[663].
Письмо Рахиму Андреев завершил горько и резко: "Т. к. мы больше не встретимся, по крайней мере, на этом свете, хочу сказать тебе следующее. За все доброе, что ты сделал по отношению ко мне, — спасибо.
Какие мотивы руководили тобою при этом — это, в конце концов, твое дело, и отчитываться тебе придется не передо мной! Дурное, что ты сделал по отношению ко мне, я простил. Что касается Аллы, то ты не можешь не знать, как чудесно она к тебе относилась, пока ты сам своими действиями не погубил эти отношения. И предупреждаю тебя — хоть я не знаю, каковы теперь твои философские (в широком смысле) воззрения: если ты поступишь по отношению к ней или к моей памяти (ты понимаешь, что я имею в виду) недолжным образом — я тебя прокляну в другом мире, и не будет тебе ни счастия, ни покоя — ни здесь, ни там"[664].
В эти дни он прочел "Приключения авантюриста Феликса Круля" Томаса Манна. "Написано просто великолепно. И хотя образ героя довольно-таки антипатичен, но кончаешь книгу с сожалением, тем более, что смерть не дала автору довести свой замысел до конца и роман обрывается почти на полуслове", — делился он с Грузинской, не скрывая своего состояния: "Хотя мне еще только 52, но к своему концу я приближаюсь, кажется, довольно энергичными темпами. Во всяком случае здесь, в Горячем Ключе, было уже 3 случая, когда окружающие и я сам думали, что мои дни и часы сочтены"[665].
Здесь он встретил 52–й день рождения. Алла Александровна в этот день написала этюд — вид на долину Горячего Ключа с того места, где она зарыла машинопись "Розы Мира": "Это был мой последний подарок ему. Я сказала:
— Вот тут зарыта "Роза Мира""[666].
Андреевы намечали отъезд на начало декабря, но надвинувшееся ненастье не отступало, утренники задевали траву инеем. А главное, ему становилось хуже, нужно было собираться с силами, чтобы доехать до Москвы, дотянуть до больничной палаты.
Дорога оказалась очень тяжелой. "В купе мы оказались втроем — четвертое место пустовало, — описывает их последнее путешествие Алла Александровна. — Наш попутчик был в темно — синей форме. Я решила, что это железнодорожник, а он оказался сотрудником краснодарской прокуратуры. С ним мы ехали до Москвы.
