Вестник, или Жизнь Даниила Андреева - [209]
Вновь взявшись за главу "Предварения", переданную Чукову, он написал ему: "Если вы еще не начали фотографирования, о котором говорили, — повремените. Дело в том, что необходимы некоторые добавления (они уже сделаны)"[657].
Но главное — "Роза Мира". Он спешил писать, когда становилось лучше, не теряя ни минуты. Жалея времени, почти не читал. Правда, по ночам, во время бессонницы, когда не помогало снотворное, открывал "Махабхарату". Писал он сразу на машинке, полулежа или сидя на кровати. Иногда выбирался в сад, устраиваясь на топчане под яблоней. Бблыиую часть октября погода стояла прекрасная — сияло солнце, лесистые отроги быстро становились золотыми, бронзовыми и рдяными, оттеняя дымчатую синеву кавказских вершин.
Дом в Горячем Ключе, где Д. Л. Андреев и А. А. Андреева жили в сентябре — октябре 1958 г. Фотография А. А. Андреевой
Он завершал "Розу Мира", и начало, написанное заново, звучало, как завещание: "Я заканчиваю рукопись "Розы Мира" на свободе, в золотом осеннем саду. Тот, под чьим игом изнемогала страна, давно уже пожинает в иных мирах плоды того, что посеял в этом. И все — таки последние страницы рукописи я прячу так же, как прятал первые, и не смею посвятить в ее содержание ни единую живую душу, и по-прежнему нет у меня уверенности, что книга не будет уничтожена, что духовный опыт, которым она насыщена, окажется переданным хоть кому-нибудь…
Я тяжело болен, годы жизни моей сочтены. Если рукопись будет уничтожена или утрачена, я восстановить ее не успею. Но если она дойдет когда-нибудь хотя бы до нескольких человек, чья духовная жажда заставит их прочитать ее до конца, преодолевая все ее трудности, — идеи, заложенные в ней, не смогут не стать семенами, рождающими ростки в чужих сердцах".
Он переработал и дописал первую книгу трактата — "Роза Мира и ее место в истории". Две начальные главы "Преобразование сущности государства" и "Роза Мира" заменил одной — "Роза Мира и ее ближайшие задачи". Закончил последнюю книгу, большей частью написанную в Виськове. В ней первоначально было шесть глав, стало пять. Составил краткий словарь имен, терминов и названий.
Д. Л. Андреев. Горячий Ключ. 31 октября 1958. Фотография А. А. Андреевой
"Как-то я пришла с этюдов, — вспоминала эти золотистые октябрьские дни жена поэта, — прибежала в сад, где Даниил работал. Он был там удобно устроен. Перед ним стояла машинка, лежали тюремные черновики "Розы Мира", рядом всегда стояли фрукты. Я подошла. Даниил сидел со странным выражением лица. Я очень испугалась, спросила:
— Что? Что с тобой? Он ответил:
— Я закончил "Розу Мира". Помнишь, у Пушкина:
Вот и я сейчас это чувствую: окончил работу и как-то опустошен. И не рад.
Я стала утешать его:
— Ну, я понимаю: ты кончил "Розу", но еще столько работы!
И вроде бы все еще оставалось по — прежнему: были лекарства, уколы, врач приходил, кругом стояла все та же золотая осень. А болезнь
Даниила с той минуты начала развиваться стремительно. Мне потом врачи говорили, что это я держала Даниила на этом свете. Может, и так… Только не я, Ангел его держал на земле до тех пор, пока он не завершил то, что должен был сделать"[658].
Несмотря на усиливавшуюся болезнь, на ясное понимание, что жить остается недолго, в уныние он не впадал, не терял некоторых надежд. Труд не закончен, чтобы закончить, нужно еще два года. Он должен дописать три главы "Русских богов". Друзей просил подыскать комнату, которую они могли бы снять, вернувшись. Писал Родиону Гудзенко в лагерь: "Не хочу распроститься с надеждой дожить до личных встреч с Вами. Ведь мы только начали сближаться и чувствовать друг друга. Впереди еще столько нерассказанного друг другу, столько такого, чем абсолютно необходимо поделиться"[659].
В конце октября он писал Борису Чукову: "…Наша жизнь здесь не лишена уюта и поэтичности. Особенно по вечерам, когда топится печка, а мы читаем, работаем или просто разговариваем. Не последнюю роль играет и то, что кругом, даже прямо с крыльца нашей кухоньки, открываются чудесные ландшафты на горы и долину Горячего Ключа. Мы застали горы зелеными, потом они стали ржаво — золотистыми, потом бронзово — красными, а теперь кажутся сиренево — голубыми. А сегодня А<лла>А<лександровна>видела издали даже снежные вершины Кавказа"[660].
Алле Александровне пришлось нелегко. Она то искала врача, то бежала в аптеку, то ставила банки или горчичники, то делала уколы — муж держался на каждодневных уколах эуфиллина, а в экстренных случаях приходилось колоть пантопон с кофеином. И на этюды каждый раз убегала с тревогой. Как он признавался, "исключительно жене обязан я тем, что вернулся к жизни и даже, как ни странно, к литерат<урной> работе"[661]. Беленые стены комнаты украсили ее, писавшиеся урывками, этюды, пахнущие свежей масляной краской, шла работа, — в ненастную погоду — над тремя холстами.
