Вести из леса - [19]
Думает Бобрёнок: «Вот бы мне такого силача в товарищи!»
Подошёл и начал упрашивать:
— Медведь, а Медведь! Возьмись мне помогать, я здесь поселиться хочу, жильё строю!
— Угу, — согласился Медведь, — это можно… Пошли!
Вернулись они к речке. Бобрёнок ещё несколько брёвнышек на плотину пригнал. Потом говорит:
— Делай, как я!
Начал со дна реки вязкий ил доставать, на плотину нашлёпывать. Хвостом, как лопатой, пришмякивает, разглаживает, закругляет.
Медведь от удивления на дыбки встал.
— Ну, — говорит, — в этом деле я тебе не помощник. Колоды переворачивать — могу, еловой коры надрать — могу, а вот плотину обмазывать — не гожусь. Хвост не дорос.
Совсем опечалился Бобрёнок. Уж если Медведь не годится в помощники, то кого же звать? Останется плотина недомазанной, хатка недостроенной. Зимой Бобрёнку жить негде будет…
Сидит он на берегу, горюет.
Вдруг — плюх, плюх, — слышно, плывёт кто-то по речке. Ещё один молодой Бобрёнок пожаловал!
— Ты куда?
— Место новое искать, хатку строить.
— Так давай здесь вместе жить!
— Давай!
И так принялись два Бобрёнка за работу — сразу дело пошло. И деревья свалили, и плотину поставили, и хатку построили. Быстрёхонько!
Папа нашёл мне бельчонка весной. Он валялся под большой сосной, где у белки гнездо. Может быть, белка перетаскивала его куда-нибудь и обронила. Я не знаю.
Мы с папой даже не заметили, что он слепой. То есть, мы видели, но считали, что он нормальный: ведь они все родятся слепыми. Мы его выкормили из соски. То есть, сперва он соску не брал, сперва мы его с пальца кормили: обмакнёшь в молочко палец, а он с него слизывает. А потом на бутылочку стали соску надевать, и он из бутылочки пил.
Он рос, рос, а глаза не открываются. Потом открылись, — и мы увидели, что они совсем белые: слепые! Мы не знали, что с ним делать.
Но он такой весёлый был и ласковый. Узнавал по голосу и папу, и меня. Войдёшь в комнату — он раз! — и вмиг у тебя на плече очучивается! А к папе всегда в карман залезал: нет ли там чего вкусненького?
Очень любил шишки, орехи. В лапках держит, зубками быстро-быстро работает. Три ореха съест, четвёртый про запас прячет. Только как прятал-то? Положит куда-нибудь в уголок между полом и стенкой и думает, что спрятал. Слепой. Думает, и все слепые. Не знает, что раз открыто лежит, — значит, у всех на глазах.
Слепой, слепой, а по всей квартире отлично бегал, ни на что не натыкался. Со стула на спинку кровати, с кровати на шкаф чересчур даже ловко прыгал; ни разу не было, чтобы сорвался или там вещь какую-нибудь уронил. Такой акробатист!
Вот только когда стул или там что-нибудь неожиданно переставишь, куда ему прыгать, — ну, тут прыгнет и шлёпнется. Слепой же ведь всё-таки. Нисколько не видел.
Вещи надо было всегда так передвигать, чтобы он слышал. Тогда он понимал и уж в пустое место не прыгал.
Ушами понимал. Уши у него были хорошо зрячие.
Встретились на поляне двое малышей: косулёнок — лесной козлёночек, и кабанчик — лесной поросёнок.
Нос к носу встали и разглядывают друг дружку.
— Ой, какой смешной! — говорит косулёнок. — Весь полосатый-полосатый, будто тебя нарочно раскрасили!
— Ой, а ты до чего смешной! — говорит кабанчик. — Весь в пятнышках, в пятнышках, будто тебя нарочно забрызгали!
— Я в пятнышках для того, чтобы лучше в прятки играть! — сказал косулёнок.
— И я полосатый, чтобы лучше в прятки играть! — сказал кабанчик.
— С пятнышками лучше прятаться!
— Нет, с полосками лучше!
— Нет, с пятнышками!
— Нет, с полосками!
И заспорили, и заспорили! Ни один уступить не хочет.
А в это время затрещали сучья, захрустел валежник. Вышла на поляну медведица с медвежонком.
Увидел ее кабанчик — и стреканул в густую траву. Вся трава полосками, полосками, — исчез в ней кабанчик, словно сквозь землю провалился.
Увидел медведицу косулёнок — и стрельнул в кусты. Между листьев солнце просвечивает, везде только жёлтые пятнышки.
Исчез в кустах косулёнок, словно его и не было.
Не учуяла их медведица, прошла стороной.
Значит, оба одинаково ловко в прятки научились играть!
Напрасно спорили.
Пробил дятел в кленовой коре дырочку — напился сладкого сока.
За дятлом долгохвостая синица прилетела — тоже носик помочила. За долгохвостой — лазоревка: три капельки выпила.
Улетели птицы — насекомыши собрались.
Мухи прилетели. Две бабочки крапивницы. Траурница красавица — крылья чёрные, кайма на крыльях жёлтая и синие глазки по ней.
Все сладкий сок сосут — улетать не собираются.
Муравьишка приполз — усами шевелит.
Комарик прилетел — долгими ногами в патоке увяз.
Может, и ещё кто-нибудь притащился бы, да тут дятел — порх! Гости незваные — кто куда!
Муравей замешкался — дятлу на язык прилип.
Запил дятел кислого гостя сладким соком.
Дятел улетел — опять никого не позвал.
Да гости не гордые — сами один за другим потянулись. Хоть и незваные, а хочется и им сладенького.
Кому сладенького-то не хочется?!
Шёл я по лесу и вижу: стоит терем в семь этажей. В каждом этаже кто-то живёт. Сел я на пенёк и спрашиваю:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
Высунулась из дуплишка первого этажа птичья головка, отвечает:
