Веснянка - [32]

– Но, если мы в самом деле такие, зачем нам говорить о себе, что мы злые или темные?

– Я волк… Ты не жила и не знаешь: едят мясо, а не песни, – он взглянул на женщину из-за болота. – Берешь меня таким, каков я есть? С волчьими зубами, со звериным сердцем. Я ведь ни целовать, ни миловать не буду.

Та только сверкнула глазами и засмеялась.

– Не иди с ней.

– Я хочу, чтобы меня любили таким, какой я есть. Ты светлая, а я злой. Мой путь – путь волка.

– Нет, – Веснянка вдруг вся потянулась к нему, крепко схватила его локоть и… отпустила. В лице его что-то дернулось. Он жестко проговорил:

– Я не люблю тебя. Нет.

И взглянул. И этот взгляд остался в ее памяти. Она побежала прочь. «Только не смотри на меня так. Зачем же ты так на меня смотришь? Откуда эта… боль?» Бежала она от него по кочкам, спотыкаясь о пни. И остановилась – непреодолимо захотелось ей в последний раз оглянуться.

Та обнимала его, прижимаясь, а он, опустив руки, смотрел на нее, уходящую Веснянку, таким долгим и человеческим взглядом…

И она все куда-то бежала, царапаясь о кусты. Боль казалась ей живой, будто что-то тяжелое, горячее навалилось на горло, сжимая и не давая дышать. Она попыталась отодвинуться от нее. Стучало в висках. И вдруг, первый раз в жизни, Веснянку возмутили спокойно и счастливо стоящие деревья, радость в людских глазах. Ей захотелось, чтобы и ее поняли, чтобы все вокруг закричало, заметалось от такой же боли.

– Тебя обидели, тебя просто первый раз обидели, девочка.

– Что со мной? Я хочу кому-то… Я хочу всем дурного. Прости меня, земля, я не буду больше, мне просто стало страшно. И я, я пожелала кому-то злого. Так вот почему он так боялся всегда нашей радости. А вдруг он в самом деле…

Веснянка покачнулась, остановилась.

Мне любить зверя, который знает только зло? Вкус горечи отравой ощущался на губах. Женщина из-за болота вполне подходила ему. На костре взял себе эту женщину и, бросив все, пошел с ней. Значит, ему с ней лучше. Вспомнила непонятные раньше его слова:

– Жалко мне тебя, Весняночка, ты не знаешь меня.

И снова стучало в висках:

– Ты-то ему не нужна, не нужна…

И вот лето кончается. Огненные брызги его зашипят и исчезнут в холодной, уже по-осеннему воде… И все.

Кто-то резко схватил ее за плечи. Перед ней снова стоял Боз.

– Чем он лучше меня, жалко его тебе, что ли?

Она вдруг выпрямилась и насмешливо, свободно взглянула на него – так, что тот вдруг недоуменно разжал руки и даже отошел в сторону. Она прошла мимо, шла ото всех туда, куда укатилось солнце. «Ну и пусть волк будет волком. Его мир – темный мир». Желание отцов и дедов уберечься от тьмы, желание света и счастья заговорило в крови: «Темна душа его, волчья она. Он не нужен мне».

Веснянка уже не бежала лихорадочно, она шла спокойно, твердо по холодному лесу и, взглянув в сторону где, наверное, был он, шептала про себя:

– Иди же ты прочь. Да и зачем здесь черный, с волчьими глазами…

И скучно было ей, Весняночке, вспоминать его и то, как она только что мучилась:

– Наше село любит песни и солнце. Не хочу твоей злобы и чащи, уйди ты. У нас светло, а ты из тьмы, злости.

А горящее, жаркое колесо зашипело и укатилось в холодную воду. Брызги от него взлетели и пропали.

* * *

После праздника Ярилы убрали жито. Веснянка бесцельно бродила по лесу, словно что-то потеряла здесь. Остановилась перед золотым деревом. На тихое-тихое озеро упал лист – один, другой, третий… Они зашевелились и посыпались. Трава дрожала мелкой дрожью, потом словно зыбь тронула ее, и она пошла волнами. Поднялся ветер, все кругом потемнело, металось и качалось. Веснянке показалось, что какое-то стройное дерево с длинными ветвями сорвалось с места и медленно идет к ней, а перед ним трава удлиняется и стелется по земле. Ветви, словно косы, развевались сзади. И вдруг она разглядела, что это приближается к ней женщина. Темное платье ее раздувалось сзади, как ветви или облако дыма, длинные до пят темные волосы путались за спиной с платьем. У нее были совсем белые руки, лицо с черными, как колодец, без зрачков, глазами и красивые тонкие и тоже черные губы. Все лицо ее казалось застывшим, кроме глаз, втягивающих внутрь… А холодный ветер бушевал везде. Женщина остановилась рядом, внезапно посерела, снова побелела. И Веснянка вскрикнула, такими страшными стали вдруг ее горящие глаза…

«Так вот что значит смотреть в глаза тоске», – подумала Веснянка и подняла голову, неотрывно глядя в эту пламенную сухую черноту.

Женщина вдруг завернулась в свои волосы и платье и стала отдаляться, как исчезающее дерево.

Веснянка не помнила, как добралась до реки, как окунула горячее лицо в ее холодные струи. Но даже все смывающая, утешающая вода не принесла ей облегчения. Странно, эта черная женщина не была ни безобразной, ни страшной. Но что-то неизбежное чудилось в ней. Не будь она такой бледной, с этими странными глазами, она бы казалась прекрасной. И было в ней что-то величественное.

Веснянка вспомнила все сказки, и другое ее имя – тоска-чаровница, и то, что до сих пор рассказывали старики про добрых молодцев, будто полюбивших ее больше жизни. Про тех, кто в битве кидается под меч, в пожаре – в огонь, в бурю – в море: везде они самые первые. Про тех, кому мало что дорого и кого мало что может согреть, кто ищет поцелуев земных женщин в тщетной надежде на тепло, но ни у одной из них нет таких сильных черных глаз, и бросают молодцы их без жалости. Про тех неприкаянных, которых проклинают и жалеют, которым всего мало и тесно в любой избе. Вспомнила Веснянка, что и про волка говорят, будто полюбил он эту женщину и потому превратили его в зверя. И вдруг горячо почувствовала она его ладонь, улыбку женщины из-за болота. Боль снова тихо шевельнулась в душе, потом разлилась, заполнила собой весь мир, подошла, встала рядом, взяла за руку.