Весна Византии - [35]

― Тогда тебе следовало бы поболтать с капитаном Виттори на флорентийской галере, ― заметил Юлиус. ― Вот крепкий парень! Был в мае в Константинополе и задал на своем корабле пир в честь султана. Я очень рад, ― добавил он чуть погодя, ― что нам не придется голыми руками сдерживать никакие орды. Лично я предпочел бы угостить их на славу.

― Тебе бы это не понравилось, ― возразил Тоби. ― Им запрещено пить крепкие напитки, и смазливых молодых стряпчих они предпочитают женщинам. Так что уж лучше сдерживай орды. ― Он помолчал. ― Слушай, давай разберемся, во имя всего святого… Султан правит в Константинополе, но в Пере до сих пор полно флорентийцев, а также венецианцев и генуэзцев. Торговля продолжается, даже если папа римский против. Мессер Козимо нажил состояние, занимаясь банковским делом, но, чтобы восстановить равновесие на небесах, он также возводил церкви и алтари. Он задает пиры турецкому султану и посылает войско в Трапезунд. Мы для него нечто вроде бесплатного приложения… под графой: «Искупление грехов». Так, а куда это ты собрался?

― В церковь, за Асторре, ― сказал Юлиус. ― Проверю, достаточно ли он зажег свечей? А что касается нового генуэзского консула, то пусть Господь увенчает его адским огнем! Ведь он уже отправился в Трапезунд.

― Что? ― воскликнул Тоби. ― Откуда ты знаешь?

― От парня, который следил за его домом. Слуги вели себя как обычно, но Дориа со всеми своими людьми еще на прошлой неделе ускользнул в Порто Пизано. У парусника был приказ отплывать, как только они окажутся на борту.

Лекарь длинно, прочувствованно выругался.

― А какой ветер?

― Попутный. Он может идти на всех парусах. Константинополь и Пера в марте, Трапезунд ― в апреле.

Тоби ускорил шаг.

― Может, он туда еще и не доберется… ― Затем он пошел медленнее. ― Хотя может и добраться… Если это та церковь, о которой ты говорил, то я зайду с тобой.

Глава восьмая

Парусник «Дориа» и впрямь отчалил из порта, ― и притом торжествующе, ибо Господь наконец ниспослал Пагано Дориа и его юной невесте тот дар, которого они ждали так долго.

Начиная с Рождества торговец следил за погодой. Галера Шаретти должна была отплыть в феврале. По сравнению с парусником, ее путь будет более долгим, ибо пройдет вдоль побережья, однако у нее более многочисленная команда, и при переменном ветре на веслах она идет быстрее. Чтобы попасть в Трапезунд первым, или хотя бы дышло в дышло с флорентийцами, нужно было отплыть как можно скорее. Дориа был бы рад первым оказаться на Сицилии, в Модоне и Пере, дабы оставить там неприятные сюрпризы для своего соперника, но более всего ему бы не хотелось оказаться последним в пункте назначения и обнаружить, что мальчишка уже занял все лучшие склады и снискал милость императора. В генуэзской колонии еще никто не знал, что у них скоро появится новый консул. Неизвестно было даже, сумели ли они сохранить свои прежние владения, замок и церковь. Именно за этим Пагано Дориа и направлялся на Восток: чтобы подтвердить и укрепить положение Генуи в глазах императора. Он намеревался сделать это со всей пышностью.

Дориа рассчитывал отплыть в январе. Единственная проблема оставалась с малышкой Катериной, которая ни о чем, кроме свадьбы, думать не могла. Кто знает, захочет ли она вновь отправиться в путь без этой церемонии? Конечно, она знала, что он пользуется уважением в родной Генуе, но о Трапезунде не имела ни малейшего понятия, равно как и о том, что ее нареченный собирается отплыть на Восток и надолго там задержаться. Дориа надеялся сообщить ей эту новость лишь после свадьбы.

Однако теперь с этим придется поспешить. Необходимо чем-то отвлечь девочку. Если бы они уже смогли скрепить свой союз, он был бы уверен, что она пошла бы за ним и на край света. Пока же романтическая любовь дарила ей радость, но он чувствовал, что Катерина начала уставать от Флоренции и от жизни взаперти. Она сердилась, когда ее просили надеть вуаль, и желала всему свету показать свои новые наряды и украшения. Когда случалась очередная истерика, ему требовалось все терпение и искусство, чтобы вновь сделать ее той ласковой послушной девочкой, к которой он привык. Но далее Пагано растерялся, когда неделю спустя после Крещения вдруг обнаружил, что она горько рыдает в постели и требует, чтобы он немедленно отвез ее домой.

На самом деле все оказалось не так страшно. Она по-прежнему желала выйти замуж, но сейчас Катерина вдруг почувствовала недомогание. У нее заболел живот, вся кожа сделалась какой-то слишком чувствительной и горела, ― она хотела к маме. Конечно, она любила его так же сильно, как прежде. Он был самым восхитительным мужчиной на свете… но пришло время пожениться и вернуться домой.

Еще тогда, в Брюсселе, он пытался объяснить ей, что собирается в долгий путь. Именно страх расстаться с ним на несколько месяцев заставил Катерину отправиться в это путешествие. Но теперь она сказала себе, что эти месяцы уже прошли. Наверняка он должен был закончить со всеми делами, и теперь мог отправиться обратно, купить ей дом, чтобы она смогла зажить в Брюгге, как полагается богатой замужней даме, с браслетами, сережками и терьером. На сей раз никакие уговоры не помогли. И вообще, откуда людям знать, стала она женщиной или нет? Ведь он же говорил, что у него есть все необходимые бумаги, и друзья, которые станут свидетелями на свадьбе, и священник. Он что, больше не хочет на ней жениться? Слезы текли ручьем…