Весна в Крыму - [3]

- Давно не ездил тут. Это вы, отец дьякон, явились ко мне, должен вам сказать откровенно, очень кстати, и отдохнуть и встряхнуться мне было надо.

Когда начали спускаться с перевала, внимание Алексея Фомича приковала к себе гора Екатерина, на которой искусством самой природы как бы был поставлен памятник Екатерине II, в царствование которой Крым был присоединен к России. Когда же доехали до памятника Кутузову, Алексей Фомич, как ни спешил к месту работы, попросил дьякона остановиться.

- Поймите, - говорил он, - ведь именно тут, в этих местах было сражение Кутузова с десантным отрядом Гассана-паши. Здесь он получил свою знаменитую рану в голову. Вот, может быть, под этой двухсотлетней дикой грушей он и лежал раненый. А Екатерина с горы своего имени на него глядела.

Алексей Фомич за все время остановки ходил между деревьями, стремясь вообразить и представить, где тут могли быть отряды русских солдат и где турецкие десантники в своих красных фесках.

- Именно сюда, - говорил он дьякону Никандру, - я и приехал бы писать этюды для картины, если бы такую картину задумал. Какая обстановка, поглядите, поглядите-ка хорошенько!

Дьякону пришлось напомнить Алексею Фомичу, что надо ехать, до того он увлекся.

Так как в городок приехали еще засветло, то Алексей Фомич решил тут же приступить к делу, и дьякон отворил для него церковь.

- Плохо освещена картина, - сказал дьякону Алексей Фомич, - но даже при таком освещении, должен вам сказать, копия сделана отлично. Можно пожелать мне, чтобы копии с моих картин делались бы так же талантливо.

Только после этого он начал ковырять пальцами то, что истлело, и примерять привезенный им кусок холста.

- Кстати, - сказал он, - я думал, что меня встретит ваш священник.

- Отец Виталий болен, лежит. Я не говорил об этом, лежит, вы уж извините, - заторопился дьякон. - Он бы и сам поехал к вам, да разболелся. Вы уж извините, Алексей Фомич.

- Охотно, очень охотно извиняю. - И тут же, вынув из ящика палитру, кисти и краски, Алексей Фомич начал копировать с репродукции голубей.

2

- До того, как настанут сумерки, я, пожалуй, этих голубей напишу, говорил дьякону Алексей Фомич. - По готовому образцу, - отчего же не написать. Три сизых, один светло-коричневый. В естественную величину написал их Семирадский, хотя они и не на первом плане. Погрешность его против линейной перспективы. - Ну, так и быть: поправлять его не намерен.

- Вот как, Алексей Фомич! - обеспокоился дьякон Никандр. - Так вы, значит, ошибку тут находите?

- А как же! Ошибка, конечно... Поглядите на Марфу: далеко ли стоит она от голубей, а какая маленькая фигурка! Если голуби в естественную величину, то и Марфа, и Мария, и Христос только чуть-чуть меньше своей естественной величины.

- Гм... Вот ведь как один художник судит другого, а мы, как бараны, ничего не замечаем, - до того опечаленно проговорил дьякон, что Сыромолотов решил успокоить его:

- Это - пустяки, - то ли еще бывает по недосмотру! А вот я должен писать тонкими кистями, чтобы не получилось больше, чем надо. Да еще, должен вам сказать, прибегаю к сиккативу, чтобы к завтрашнему утру краски высохли, - иначе как же я пришью свой кусок холста? Между прочим, и цыганскую иголку и суровые нитки для этого я захватил из дому, так что об этом не беспокойтесь.

В это время в церковь вошла молодая красивая женщина, одетая просто, но не бедно, с черными страусовыми перьями на шляпке, с высокой открытой белой шеей.

- Привезли Алексея Фомича? - оживленно обратилась она к дьякону. - Вот как хорошо получилось. - И тут же обратилась к Сыромолотову: - Здравствуйте, Алексей Фомич!

- Простите, я... Откуда вы знаете мое имя и отчество? - пробормотал Сыромолотов.

- Все знают, не только я, - продолжала вошедшая. - А я - виновница того, что часть иконы истлела: у меня была свечка, осталась еще от похорон отца полковника, - десятикопеечная, длинная, с золотой канителькой... Я ее поставила перед любимой своей иконой, да, значит, она не вошла как следует в подсвечник и наклонилась... А другие свечки в этом подсвечнике были все маленькие, огарки. Я же и заметила, что икона горит, кинулась поправлять свою свечку, - оказалось, что поздно. Я же посоветовала вот отцу дьякону к вам обратиться.

- Это верно, - поддержал ее дьякон. - Наталья Львовна наша прихожанка, она нас надоумила, - верно!

- Но, прошу меня извинить, - времени у меня в обрез, - я должен писать и стоять к вам спиною, - проговорил с досадливыми нотками в голосе Алексей Фомич. - А слушать вас я, конечно, могу...

- Нет, нет, что вы! - замахала рукой Наталья Львовна. - Я совсем не хочу вам мешать! Я зашла потому только, что дверь была открыта... Сейчас уйду!

И она действительно направилась к выходу, а за нею пошел дьякон, говоря на ходу:

- Как же это я дверей не закрыл, разиня! Ведь так и еще кто может зайти, кого не нужно совсем.

Когда он вернулся, Алексей Фомич спросил:

- Кто эта дама?

- Жена одного тут подрядчика - Макухина... Свой дом у него, а сам он на военную службу в начале войны взят... Пока что бог милует, жив... А полковника, отца ее, действительно у нас на кладбище похоронили, - в цинковом гробу его привезли... Потом и мать слепую ее мы отпели, - так что осталась теперь она одинокой.