Весна - [7]

самонадеянный Бог, Икар… лучший из племени че гевар…

Нам не хватало минут и слов — мы познавали на вкус любовь —

как ни пытался советский быт выбить из бедных подростков прыть —

секс в СССР отменён (пи. дец!) Не было секса, но был подъезд —

смех в темноте и щенячий визг — так мы входили в большую жизнь.

И уходили куда-то врозь. Нас раскидало — не вкривь, а вкось…

Спать бы и спать на чужом плече. Только порою мне снился Че.

Грустный, задумчивый гитарист — взгляд отрешённый — не вверх, не вниз

мимо… как будто куда-то вглубь…… мы постигали не смысл, а суть…

Мы иногда выпускали пар… Он научился держать удар.

Как джентльмен, уступая мне: мог, если надо, прижать к стене,

и урезонить касаньем губ — нежный до боли… но чаще груб…

Вспыльчив и резок — и мне под стать… Оба мы крезы — ни дать ни взять…

Нам не хватало реальных битв. Мы выбирали не быт, а «быть»…

И навсегда покидали строй: ибо, где первый — там есть второй.

Мы бунтовали. Срывали дверь — в тесном подвале с тугих петель.

Ухали стены, и глох подъезд. Новые сцены для новых пьес.

Каждый ушёл на свою войну. Маленький воин — в чужом плену

догм, установок, всеобщих схем. И вековечный вопрос: «Зачем?»

К чёрту вопросы! Мы брали след, честно и просто идя на Свет.

И уясняли чуть позже суть: есть бездорожье, но лучше Путь.

Мы прозревали за годом год: есть прозябанье, а есть Полёт.

Жизнь продолжалась. Мне снился сон. Мало деталей — лишь общий фон,

минимум действий…… а так вообще — призраки детства и мальчик Че,

выбравший тропы иной страны — пламя герильи чужой войны,

сладкую дымку чужих сигар, кожей впитавший иной загар.

Сделавший тылом кубинский порт… чуждая Лира ему поёт.

Я ошибалась: он был в Чечне — псих ненормальный, мечтатель Че.

Каждому времени — свой герой. Он был уверен. Стоял горой

но не за этих… и не за тех…… сразу в ответе — один за всех:

и за чеченских детей…… за вдов… за огрубевших душой юнцов…

и за российский трёхцветный флаг. Каждому — друг, никому не враг.

Словно назло, угодив в спецназ, чётко усвоил одно: «Приказ».

Ранен. Контужен. Ослеп. Оглох. Слушал лишь душу. А в сердце Бог

сыпал командами: «Не убей!» «Надо бы… надо…» А Он: «Не смей!»

И спотыкаясь об «Отче наш…», клинил и клинил родной «калаш»,

Клинил и клинил…… да вдруг замолк: цель не по силам — бессмертен Бог.

Маленький-маленький мальчик Че. Толстый ремень на его плече —

не автомат, не рюкзак с едой. Только гитара. Проснись — и пой!

Только гитара и трепет струн. Мой Че Гевара — ты вечно юн —

грустным скитальцем ушёл в рассвет. Больно. Прощаться не стоит… нет…

07.04.2

Дора Маар [1] . Психиатрическая клиника Святой Анны. Париж

Первые несколько лет без тебя…

Одна…

Видимость жизни… Я брежу всё так же красным…

Вот потолок надо мною…

А вот стена —

чистое поле для вымысла и абстракций.

Помнишь, ты как-то на скатерти выжег глаз? —

глаз Минотавра — горящим, простым окурком…

Знаешь, мне кажется, кто-то войдёт сейчас,

но как всегда

без ключа… без звонка… без стука…

Бог милосерден —

он вылечит болью боль…

Врач увеличит безжалостно силу тока,

я позабуду на время о нас с тобой

в жутких конвульсиях

(пытка электрошоком)…

Кто-то додумался душу лечить огнём…

Снова и снова мне снится в ночных кошмарах

чёрный, огромный,

чудовищный скорпион

медленно-медленно к сердцу подносит жало.

Где же ты, где же ты, мой аргентинский нож?

Помнишь, как в юности,

метила между пальцев?

Точных бросков нескончаемый, острый дождь.

Странные игры вне логики и абстракций…

Я промахнулась —

и брызнула с пальцев кровь…

Юность ушла.

С той поры пролетели годы.

Щупальца… щупальца… щупальца проводов

душу сжигают присосками электродов…

Странно…… очнуться и знать, что в Париже ночь…

Город не спит, он живёт по своим законам…

Но просыпаюсь:

в руке аргентинский нож,

лишь не припомню, убила ли я скорпиона?

Как мне хотелось увидеть твоё лицо!

Слышишь, любимый…

Я бредила каждый вечер:

«…дайте мне… дайте мне… дайте мне Пикассо…»

Ведь от любви не лечат…… пойми…… не лечат!

Врач-атеист посоветовал «Отче наш…»

Странный он…… правда?

Конечно, он очень странный…

Я бы молилась, поверь мне, когда б не кашель,

Но простудилась в приюте «Святая Анна»…

Холодно…… холодно… холодно…

А рентген!

Знаешь ли ты, что на снимке душа крылата?

Это не бронхи с ветвящейся сетью вен…

Это не лёгкие…

Милый… постой… Куда ты?

Не уходи!

Пусть ты даже всего лишь сон…

Не покидай меня, слышишь…… Зачем так рано?

Хочешь, пиши с меня лики твоих икон,

Хочешь, распни меня в свете оконной рамы…

Нежный мой… нежный мой… ласковый, страшный зверь…

бык андалузский — глаза твои, как рубины…

выбей рогами,

пожалуйста, выбей дверь…

я не могу……… не хочу никакой корриды!

Век скотобоен……

и снова электрошок…

Как милосердны…… о, как милосердны, люди…

— Ну, успокойтесь, безумная…… всё хорошо…

Да, хорошо…

тем, что хуже уже не будет…

02.10.2007

Аутодафе

Попробуй Имя обесточить

смертельной раною, сквозной.

Не выйдет…

Осень кровоточит.

И проступают краснотой

на листьях трепетные буквы —

губами их легонько тронь

в порыве искреннем, но глупом

и брось в огонь,

и брось в огонь…

Мне станет больно нестерпимо,

а кто-то скажет: «Листья жгут…»

Вот так проходит всё, мой милый,

за пять минут,

за пять минут…

И наша память лёгким пеплом,

слетая тихо на ладонь,