Весна победы - [139]

— Не здесь бы надо было проводить подписание акта.

— Это почему же? — спросил Берзарин.

— Приятно, конечно, что выбрали здание штаба Пятой ударной армии для такого исторического события. Но лучше было бы провести все это в имперской канцелярии. Именно там, где замышлялась и планировалась заправилами третьего рейха вторая мировая война. Но канцелярия сильно разрушена. Жаль!..

И вдруг вмешался в разговор начальник политотдела армии генерал-майор Е. Е. Кощеев, предложил:

— Но ведь хотя мы и разгромили ставку Гитлера, однако многое в ее комнатах и подземельях осталось целехоньким. Там и ковры любых размеров, и кресла, и стулья, и столы. Можно все это вмиг доставить сюда. Пусть гитлеровские делегаты идут капитулировать по тому же ковру, по которому когда-то ходили докладывать фюреру о военных планах. В этом есть и политическое звучание...

Мы с Н. Э. Берзариным поддержали эту мысль. Комендант имперской канцелярии подобрал в нужном количестве соответствующую мебель, и она была доставлена в штаб, как и 120-метровый темно-коричневый ковер из кабинета Гитлера, который с трудом подняли 15 наших красноармейцев.

Вдруг мы заметили, что Кейтель, бросил быстрый взгляд на ковер, помрачнел и что-то шепнул Фридебургу. Тот внимательно посмотрел вниз, весь передернулся и, повернувшись к своему адъютанту, что-то сказал. Они стали тихо переговариваться. Лицо у стоявшего за Кейтелем адъютанта с аксельбантами исказилось, затем он беззвучно заплакал.

— Узнали, еще бы не узнать, — проговорил Н. Э. Берзарин. — Знакомая меблишка. Еще недавно они считали честью на ней восседать, а сегодня, пожалуй, чувствуют себя как на шипах...

С председательского места снова поднялся Георгий Константинович Жуков и сказал:

— Сейчас предстоит подписание представителями верховного главнокомандования германской армии акта о безоговорочной капитуляции вооруженных сил Германии.

Эти, как и все последующие, слова маршала переводил на английский язык А. Теддер, а на немецкий — один из советских переводчиков.

Мы давно обратили внимание, что маршал Г. К. Жуков ни разу не посмотрел в сторону немецкой делегации, и удивлялись его выдержке: неужели неинтересно взглянуть на представителей рейха, хотя бы из чувства любопытства? Но вот Георгий Константинович, наконец впервые повернувшись к ним, сказал:

— Имеете ли вы на руках акт о безоговорочной капитуляции, изучили ли его и имеете ли полномочия подписать этот акт?

В глазах Кейтеля промелькнули растерянность и бессилие. Приподнявшись, он выдавливает из себя: «Яволь...» — и передает на стол представителей союзного командования письменное полномочие гросс-адмирала Деница.

Немецкое «яволь» по смыслу означает наше «так точно». Этим словом обычно отвечали, вытянувшись в струнку и щелкнув каблуками, немецкие солдаты своим командирам, офицеры генералу. «Яволь!» — отрапортовал фашистский генерал-фельдмаршал из прусско-юнкерской помещичьей семьи Вильгельм Кейтель советскому маршалу, крестьянскому сыну Георгию Жукову.

О, если бы раздвинулись стены военно-инженерного училища и это слово, произнесенное от имени поставленной на колени фашистской Германии, могли бы услышать все, кто вел еще в те минуты последние ожесточенные бои с остатками недобитого врага, все вдовы, матери и сироты и те наши славные пограничники, которые до последнего дыхания сражались на своих заставах в сорок первом, и те советские воины, которые, отходя с боями, погибали сами, но изматывали врага... Если бы разверзлась земля под памятниками и обелисками, если бы из бесчисленных, рассеянных по всей стране одиночных и братских могил поднялись миллионы жертв кровавого гитлеризма, а из рвов концлагерей, возродившись из пепла, встали бы бесчисленные когорты узников... Десятки миллионов погибших имели бы право принять эту капитуляцию германского фашизма, ввергнувшего народы в пучину самой ожесточенной в истории войны...

Но законы бытия неумолимы... Ушедшие из жизни не возвращаются.

Г. К. Жуков, просмотрев врученный ему документ, подтверждающий полномочия делегации немецких вооруженных сил, передал его представителям америкаского, английского и французского главного командования союзных войск. В ту же ночь я с группой генералов читал этот документ за подписью гросс-адмирала Деница. В нем обращало на себя внимание одно, казалось бы, малопримечательное обстоятельство. «Правительство» Деница, существовавшее около семи суток, не только не смогло заняться «управлением» Германией, но и не успело наладить собственную канцелярию, даже бланки не заказало. Текст был напечатан на старом бланке, а под его шапкой машинистка, забив слово «Берлин», допечатала: «Главная ставка». В распоряжении этой новообразованной «ставки» практически не было сколько-нибудь значительных вооруженных войск.

— Предлагаю представителям германского верховного главнокомандования подписать акт о безоговорочной капитуляции, — сказал Г. К. Жуков.

Внимание всех вновь перемещается на стол, за которым сидят Кейтель, Штумпф и Фридебург. Красный от возбуждения, Кейтель приподнимается, произносит: «Яволь, яволь...» — и тут же опускается на стул. Не поворачиваясь, он протягивает назад руку, в которую адъютант вкладывает авторучку, а другой рукой втискивает в глазницу старомодный монокль.