Вешние грозы - [7]

Он невольно встал и прошелся по комнате, видимо, взволновавшись при воспоминаниях об образе этой когда-то любимой им женщины. Немного успокоившись, он снова сел и заговорил:

— Я ее взял с бою. Иначе и не могло быть. Без борьбы Анна Петровна никому не отдала бы свою дочь…

— Сумеете ли вы оценить мое сокровище и сберечь его? — говорила мне Анна Петровна, когда я стал просить руки Саши.

— Я люблю ее всем сердцем, — ответил я.

— Ах, не умеют люди любить-то, — заметила она с тяжелым вздохом. — Я вполне понимаю, что она вам нравится. Она не может не нравиться. Но этого еще недостаточно, чтобы она была счастлива.

— Верьте мне, что я сумею сделать ее счастливою, — сказал я.

— Это все говорят перед свадьбою, — проговорила она. — Нет, нет, таких вопросов нельзя решать так разом. Дайте мне подумать.

Я сказал, что приду за ответом на следующий день.

— Что вы! Что вы! — воскликнула Анна Петровна. — Да я и через неделю не дам вам ответа. И через месяц. Нет, нет, тут торопиться нельзя! У меня ведь дочь одна! Вам легко найти и другую невесту, а у меня другой дочери не найдется…

— Так когда же прикажете придти за ответом? — спросил я.

— Ждите! — ответила она.

Когда, однако, я уходил, Саша успела шепнуть мне:

— Ну что сказала мама?

— Ничего. Подумать хочет, — ответил я. — Я боюсь…

— Пустяки это. Согласится! Завтра же согласится! Она просто ревнует меня ко всем. Милый мой, я во всяком случае твоя.

— Да? Моя? — радостно воскликнул я.

— Разве ты можешь сомневаться? Я пойду за тобою всюду наперекор всем и всему.

Я покрыл поцелуями ее руки.

На следующий день я пришел снова в гости к Анна Петровне, и она встретила меня довольно сухо. Перекинувшись с нею несколькими фразами, я спросил ее, не надумалась ли относительно ответа на мое предложение. Она сдвинула брови и с тяжелым вздохом недружелюбно сказала мне:

— Что же, если Саша вас любит и примет предложение, — я согласна, как ни горько мне отдавать дочь совсем чужому человеку. Вы даже не из нашего круга общества. Вы богаты…

Я уже не слушал ее и бросился целовать ее руки. Она отвернулась от меня, проговорив:

— Что ж делать, бог с вами… Берите мое сокровище, да только сумейте сберечь его.

— Неужели, добрейшая Анна Петровна, вы все сомневаетесь в моей любви, — сказал я.

— Ах, не говорите мне об этом! — воскликнула она. — Знаю я любовь мужчин: им, как детям, нужна игрушка в образе жены. Любить может только мать, родившая, вынянчившая, поднявшая на ноги свое дитя в крови и в поту, а не муж, пришедший откуда-то с улицы и взявший кем-то другим приготовленное сокровище. Мы вот и понять не можем, почему крестьяне говорят, что грех бросать на пол хлебные крошки, а это потому, что они сами сеяли…

Наш разговор прервала вбежавшая в комнату и бросившаяся ко мне в объятия Саша… Анна Петровна раздражительно поднялась с места и направилась к дверям.

— Мама, куда же ты? — воскликнула Саша, схватив ее за платье. — Дай мне тебя поцеловать!

— Ах, что теперь тебе я! — с горечью проговорила мать, отстраняясь от нее, и вышла из комнаты.

— Анна Петровна ревнует тебя ко мне? — с улыбкой сказал я Саше.

— Да, — ответила Саша и немного задумалась. — Мне очень жаль оставить маму, но что же делать: я же тебя люблю! Конечно, ей тяжело, она с таким трудом, с такой заботой воспитала меня, а теперь нужно расстаться…

— Это же неизбежно должно было случиться, — беспечно заметил я, — и было бы странно желать, чтобы ты вечно осталась в девушках при ней. Ну, да не станем говорить об этом и отравлять наше счастье пустяками.

Я обнял ее, вполне счастливый, весь охваченный одним чувством — любовью к моей невесте. Мне не было никакого дела до Анны Петровны, до ее огорчений, до ее чувств ко мне. В моих глазах это была просто недалекая и смешная мать, эгоистка и только. Я знал, что таких матерей бывает не мало на свете, и все они очень мало интересовали меня…

Начались спешные приготовления к свадьбе. Я торопился и даже не обращал внимания на мелочи, на которые не могла не обращать внимания Саша. Каждый раз, когда я или Саша говорили, что надо все сделать поскорей, Анна Петровна останавливала нас словами:

— Успеете еще, перед вами целая жизнь, а мне, старухе, остается только несколько дней пожить вместе с моим ребенком.

Когда Саша казалась особенно веселою, мать ей замечала со вздохом:

— Так-то ты меня любила, тебе даже и не жаль, что ты оставишь меня одну коротать век.

Когда я говорил, что без той или другой принадлежности приданого можно обойтись покуда, Анна Петровна колко замечала мне:

— Это вам все равно, а не мне; я привыкла, чтобы у моей дочери было все, что нужно; вы говорите, что это и после можно сделать, а я знаю, что после мужья очень мало думают о женах!

Когда я чуть не каждый день и чуть не целые дни проводил около Саши, Анна Петровна не то шутя, не то недовольным тоном почти гнала меня, говоря, что у меня еще будет время насидеться с Сашей, тогда как для нее это последние дни пребывания с дочерью, когда же я пропуская дня три, не завернув к Герсевановым, Саша шептала, ласкаясь ко мне:

— А ты знаешь, мама вчера весь день толковала о том, что, верно, я тебе уже надоела, что в другом месте тебе веселее.