Вещий сон - [17]

— Вот это лучше! — улыбнулась Катя. — Выпейте. И будете снимать свадьбу. Вас все будут угощать, вами все будут восхищаться. Уснете под утро, в стельку пьяный, в одном ботинке, и вышедшая из мрака златая с перстами пурпурными Эос увидит вашу желтую пятку сквозь дыру вашего серого носка. Что, уже злитесь на меня?

— Да, — не стал скрывать Невейзер.

— Ну, вот. Вот мы и увидели с вами всю нашу будущую совместную жизнь, если б она могла состояться.

— Много на себя берете, — с обидой сказал Невейзер.

— Я не беру, мне дадено.

— Девическая гордыня. С возрастом это проходит.

— Господи, это какой-то уже бесконечный разговор! Лучше уж выпейте в самом деле!

И Невейзер, пожалуй, не постеснялся бы выпить, но жажда выпить опять куда-то пропала.

— Далеко эта бабушка Шульц живет? — спросил он.

— Я как раз собиралась к ней. Хотите попросить ее погадать? Сон проверить?

— Да нет, просто интересно. Ну, хочу, — тут же поправился Невейзер.

— Ладно, — сказала Катя.

8

Они спустились к реке, к лодке, это была легкая плоскодонка скорее не для дела, а для удовольствия Кати; Невейзер сел на весла, направил лодку на ту сторону.

— Слишком сильно гребете, — сказала Катя. — Она ниже живет по течению. Я научилась так грести, что приплываю, не оборачиваясь, прямиком к тому месту, где она живет.

Речка была здесь неширока, но течение довольно быстрое, вот уже и село скрылось из виду за прибрежными деревьями. Вот уже ничего, кроме деревьев, вокруг.

— Искупаюсь, — сказала Катя.

— Да, жарко.

— Почему вы отвернулись?

— Я и так в сторону смотрел. Я на воду смотрел. Завораживает. Успокаивает, — сказал Невейзер, не понимая, почему он оправдывается перед Катей.

— Ну, если взглядом в сторону смотрели, то душой нет. И отвернулись. Что вы подумали? Только честно?

— Ничего особенного.

— Вы подумали с испугом, я по глазам увидела: а вдруг она сейчас голышом купаться захочет? Так?

— Допустим! — смело поднял глаза Невейзер. — Но вы ведь именно это хотели сделать?

— Вы свое желание за мое выдаете. Не собиралась я этого делать. А теперь сделаю!

— Слушайте, Катя...

— Помолчите лучше. Пусть вам понятно будет, как я мучаюсь, как я других умею мучить.

— Да отчего вы мучаетесь? Чего вам не хватает?

— Всего! — сказала Катя, быстро разделась и с кормы постепенно и осторожно, на сильных руках опустилась в воду, она не хотела мочить голову. Она плавала вокруг лодки, держась за нее, потому что иначе отстала бы, она плавала, поворачиваясь и переворачиваясь, скользя телом, свиваясь и развиваясь.

— Вы не нимфоманка? — спросил Невейзер, уверенный, что Катя знает это слово.

— Скажите еще: эксбиционистка!

— Скажите сами. Скажите, что думаете.

— Не скажу. Это все глупости, бульканье звуков. Я ни то, ни другое, ни третье. Я сама по себе. Может, думаете, мне вас прельстить хочется? Мне хочется искупаться нагишом, только и всего... Впрочем, вру, — сказала она, помолчав. — Одна бы — не стала. А если стала бы, то вообразила бы кого-нибудь, кто смотрит. Мне одной надо жить. С каждым я разная, от этого с ума сойдешь.

— Неужели с каждым?

— Да. С вами такая, какой вы меня хотите видеть. И мне интересно, если признаться. Я такой еще не бывала. Отвернитесь, пожалуйста. Я вылезти хочу.

— Я не хочу отворачиваться, — сказал Невейзер. — Да и вы не хотите чтобы я отворачивался. Катя подумала, плывя неподвижно в воде.

— Не знаю. Все равно, пожалуй. А вы — страшноватый человек. И стала вылезать. Невейзер отвернулся.

— Почему вы решили, что я страшноват? — спрашивал он Катю, когда причалили и шли по тропинке к дому бабушки Шульц.

— Пошутила. И зря. С вами шутить опасно. Скажи вам, что боишься вас, что смерти от вас ждешь, так вы и убьете!

Невейзер даже остановился.

— Катя! Ты о чем?

— Да шучу я опять! Пойдемте.

Избушка бабушки Шульц была невероятной, похожей на терем бабы-яги, каким его изображают в сказках, только без курьих ножек: кубастый дом из бревен, одна дверь, одно окно, за дверью — темные сени, в самом доме половину места занимает печь с лежанкой, остальное пространство досталось столу, двум табуреткам и высокой железной кровати, на которую бабушка Шульц, очевидно, забиралась с помощью скамейки, — скамейка стояла тут же, да и бабушка Шульц была неподалеку: на кровати.

— Не болеете, Екатерина Андреевна? — весело спросила Катя.

— Старость — она вся болезнь, — с первого же слова задышала мудростью столетняя, большеносая и с выдающимся вперед подбородком бабушка Шульц. — Так, лежу. Отдыхаю.

— Разомнитесь, посидите с нами.

— Счас.

Бабушка Шульц слезала с кровати охотно, но медленно. Слезла.

— Вот, Екатерина Андреевна, человек из города, на свадьбу приглашенный, узнал про вас, хочет, чтобы вы ему погадали.

— Баловство!

— Виталий Федорович Невейзер, — представился Невейзер, слегка нажимая на звучание фамилии. Бабушка осталась равнодушна. Невейзер решил намекнуть прямее:

— Вы ведь из поволжских немцев?

— А то як же! — засмеялась бабушка Шульц. — Из немцив, из немцив, тока вот по иху ничего ни розумию!

— А как же вы? По-украински?

— По-русски! По-русски я! — сердито ответила бабушка Шульц.

— Я про себя ничего не хочу узнать, — сказал Невейзер. — Я вот про нее хочу узнать. И рассказал бабушке Шульц свой сон. Она слушала, кивая головой. Сказала Кате: