Вещий Олег - [11]

– А соболей возьми, коли они тебе нужны.

Раголд с изумлением наблюдал, как буквально взлетел на спину коня старик, как так же легко села на вторую лошадь женщина с обручем на голове, и вмиг исчезли те, с кем только что торговались у реки.

Немного погодя Раголд напился вместе со всеми и в полупьяном состоянии жаловался Хореню, что совсем не понимает таких людей.

Купцов хорошо понимали, но не желали признавать их правоту, мол, мы живем сами по себе, а вы сами. Раголд иногда горячился, пытаясь объяснить, что это выгодно – торговать.

– У вас много зверя в лесах, вы нам скору, а мы вам красивые и нужные вещи, сделанные в других землях.

Качал головой очередной мужик:

– То, что нам нужно, у нас есть. А у леса мы берем только самое необходимое, не больше. Если брать больше, лес обидится, земля обидится, вода обидится, плохо человеку будет.

– Но весь мир торгует, смотри, я могу дать тебе хорошие вещи, а на обратном пути ты приготовишь мне скору взамен. Договорились?

– Нет, – отказывался человек.

– Почему?

– Если у тебя что взять, то я стану от тебя зависеть, а я вольный.

– А ты отдай мне меха сейчас, у тебя же есть?

– Есть, – лукаво щурит глаза людин. – Да не мои они.

Раголд не понимает:

– А чьи же?

Тот обводит рукой вокруг:

– Хозяина леса, он нам черную головку дает, и белку-веверицу, и все остальное для дани. У него и проси.

– Как это?

– Попроси да сходи на охоту. Коли хорошо попросишь и лишнего не возьмешь, он и тебе даст.

Все разговоры разбивались о стену непонимания, не хотели вольные люди, как они сами себя звали, ничего брать у купцов и ничего давать взамен, словно им и правда ничего не было нужно. И женщины такие же, они не покупались на блеск украшений, не съедали глазами золотые и серебряные вещи, не вешали на себя бусы и браслеты, не перебирали дрожащими руками тонкие ткани, словно твердо знали, что все это не для них. Берегли вольные люди свою волю, она им дороже злата и серебра, дороже паволоков рамейских, безделок, из кости резанных, стекла заморского…

И почему-то Раголду и остальным было понятно, что силой взять этих людей не удастся, уйдут глубже в лес – и все тут. Они не оказывали сопротивления, но и не гнули спины в поклоне перед сильными, были одновременно гостеприимны, щедры и строги. Они жили своей жизнью, в которой не было места купцу Раголду с его товарами и надеждами. Он мог сколько угодно злиться или ублажать их, но оставался им не нужен!

Пришлось идти к Непре-реке, там хорошие торги, не хуже Ладоги и Хольмгарда. Туда приходят купцы со всех сторон, которые поймут ценность его товаров.

Глава 7

Норманнские драккары вышли в сторону Гардарики, хотя их было всего три, никто не сомневался в успехе. Молодой ярл Харкон радовался своей задумке – отдельно от остальных пограбить богатые славянские земли. Можно даже далеко не ходить, сразу в Волхове разжиться, взять только Ладогу. Там давненько никто не бывал, уже лет десять прошло, как ходил туда Рюрик, много взял, и до сих пор дань платят. Почему ему, а не Харкону, например? Ясно, что удержать их долго не удастся, зато сразу возьмут хорошие меха, они в Ладоге есть, возьмут славянок для торга с арабами и еще чего, там видно будет.

Пользуясь спокойным морем и попутным ветром, подняли паруса. Но погода изменилась на полпути. Ветер вдруг посвежел, небо обложили темные тучи. Когда драккары уже стали втягиваться в устье Нево, их накрыла гроза. Волны, несясь с моря, подняли воду, она выступила из берегов, не давая возможности викингам высадиться или хотя бы пристать к берегу на время бури. Если бы Харкон удосужился расспросить тех, кто бывал в водах Гардарики, он узнал бы, что дважды в год море запирает воды Нево и как бы поворачивает течение вспять. Это пора бурь на своенравном озере, характер которого под стать морскому. Но конунг был слишком самоуверен, он решил, что уж в озере-то его неприятности ждать не могут. И жестоко поплатился за это.

Буря на Нево иногда хуже морской, потому как и в большущем озере от берега до берега не так уж далеко, а волны бросают драккары из стороны в сторону, как в открытом море. Недолго и на скалы налететь. Корабли разметало первым же порывом бури, кормчие не знали окружающих берегов, так как знали их дома, плохо ориентировались, поэтому собраться вместе не удалось. Каждый выбирался сам по себе. Только у Торольда хватило ума попытаться вернуться в море, он сумел это сделать и основательно потрепанный добрался до дома. Остальные нашли свой конец в бурном озере с морским нравом. Два драккара Харкона разбились в щепки, лишь войдя в устье Волхова.

Страшен и гневен в бурю старый Волхов. Кажется, что не волны катятся к берегу, а лихие вороги несутся с визгом и воем. Не белая пена играет на гребнях волн, а чьи-то хищные зубы оскалены. Вал за валом катят они на берег, а сверху шумит дождь. Ветер валит с ног, в дожде и утренних сумерках реки не видно, но слышно, как яро кипит и ревет Волхов. Уж не вмещает земля влаги, не принимает ее, который день ведь хлещет, бегут в реку мутные потоки, сливаясь с волховской водой.

В такую пору никто умный по Волхову не поплывет.