Весенняя страсть - [10]

– Рассчитываешь запугать меня? – резко спросила она.

– Запугать? – искренне удивился он вопросу. – Разве такое возможно?

– Нет! – Девушка вздернула подбородок, но не смогла задрать нос так высоко, чтобы посмотреть сверху вниз на мужчину, который был выше ее на полголовы. И все же Николь умудрилась надменно взглянуть на Гиллиама Фицхенри. – Просто мне надоела твоя игра.

– Понятно. Тогда, если ты меня не боишься, пора отправляться. У нас встреча с аббатом. – Фицхенри отступил и протянул Николь руку. – Как лучше, держать тебя за руку или связать? Что выбираешь?

Девушке пришлось выбрать первое, тихо бормоча проклятия себе под нос. Она почувствовала, как по коже поползли мурашки, когда сильные пальцы сжались вокруг ее запястья.

Оба охранника, наблюдавшие за ними с порога, расхохотались.

– Неужели это та самая девушка, что вчера? – весело спросил один. – Лорд Гиллиам, если вы с такой легкостью усмирили ее сейчас, после первой ночи она растает, как кусок масла на сковороде! – Солдаты оглушительно расхохотались.

– Эй, придержите-ка языки, ребята, вы говорите о моей жене! – ответил Фицхенри, но в голосе слышался еле сдерживаемый смех, которым он заразился от них.

Гордость Николь корчилась от унижения. Прикосновение Фицхенри было почти невыносимо. Девушка дернула руку, но ее мучитель в мгновение ока обхватил ее за талию.

– Верхом или пешком? – тихо задал вопрос Гиллиам.

На его красивом лице не было ни гнева, ни даже раздражения. Он спрашивал мягко, смотрел спокойно, ожидая решения Николь.

– Пешком, – сказала она, мучаясь от необходимости подчиняться ему.

И снова его пальцы стиснули ее худое изящное запястье.

– Ты, наверное, ничего не ешь, питаешься одним воздухом? – спросил он. – Ты такая тонкая.

– А знаешь, что я думаю? Что мне плевать на то, что думаешь ты.

Великан рассмеялся.

– Это я уже понял, малышка. Что ж, пошли, нас ждут в церкви.

ГЛАВА 3

Гиллиам освободил руку Николь на четвертой ступеньке лестницы, ведущей к двери церкви. Рэналф с напряженным от гнева лицом стоял на верхней площадке. Оруженосец Джослин все еще сидел в башне Грейстена, пока Джеф снимал кольчугу и переодевался в подобающее торжественному случаю платье.

– Арнэлт, – обратился Рэналф к молодому смотрителю Грейстенского замка, стоявшему возле калитки аббатства. – Приведи-ка господина аббата. И если надо, попроси помощи у своего меча.

…Помощник аббата вылетел из опочивальни, будто ужаленный змеей. Тощий и длинный, вытягивая тонкие гибкие руки, он бежал к ним; широкие рукава развевались у него за спиной, как крылья. Гиллиам усмехнулся: просто журавль какой-то, а не ангел.

– По какому праву вы сюда ворвались? – закричал монах.

– По праву покровителя этих мест. Я должен поговорить с аббатом. – Голос Рэналфа звучал холодно. – И не советую ему томить меня ожиданием. Через четверть часа я прикажу своим людям обыскать дом и забрать все дары, которые я подносил вам в последние несколько лет.

Монах ничего не отвечал, но глаза его округлились и, казалось, готовы были вылезти из орбит. Наконец он повернулся и кинулся обратно.

Гиллиам посмотрел на Николь. Цвет платья ей очень шел, ее глаза казались еще зеленее. Сейчас она беспокойно осматривала толпу зевак, собравшихся во дворе аббатства. Он попытался проследить за ее взглядом и весело хмыкнул. Несмотря на холод и сырость, большинство жителей Грейстентауна собрались на пространстве, огороженном высокими каменными стенами.

В густой толпе стояли рядом нищие в пестрых отрепьях и скромные хозяйки в белых головных уборах, закрывающих подбородок, щеки и шею. Ученики торговцев, сбежавшие на часок из лавки, выделялись алыми и голубыми нарядами. Казалось, никто в городе не смог пропустить интересное развлечение. Может, даже хорошо, что толпа такая большая: не слишком бросаются в глаза солдаты, которых собрали сюда из Кодрэя, Эшби и Грейстена и выстроили вдоль всех стен.

Через минуту Гиллиам заметил, что плечи Николь расслабленно опустились и девушка облегченно вздохнула. Итак, он оказался прав. Россказни насчет обручения не более чем средство для отсрочки свадьбы. Она надеялась на кого-то в толпе, на кого-то, кто освободит ее. Гиллиам наклонился к ней.

– Не выйдет. Ты никуда не убежишь от меня. Ты моя.

Николь так и накинулась на него: ее глаза сощурились, нижняя челюсть выдвинулась вперед от злости.

– Никогда я не буду твоей, убийца! – Гиллиам почувствовал себя задетым.

– Я не убийца, – возразил он. – Твой отец сам просил меня поднять меч. И даже свой оторвал от пола, приглашая к поединку. Неужели ты предпочла бы, чтобы он сгорел в огне пожара?

– Нет! – выкрикнула Николь, как упрямый ребенок. – Я могла бы его спасти! Ты убил его!

Девушка отвернулась, но недостаточно быстро, и он заметил внезапно набежавшие ей на глаза слезы.

Гиллиам удивился. Он и не предполагал, что его невеста способна на такое чисто женское проявление чувств. Возбужденный шум толпы вывел его из задумчивости, возвестив о появлении недавно избранного аббата. Молодой рыцарь обернулся, желая посмотреть на него.

Маленький, хрупкий, с мелкими чертами лица священнослужитель совсем не походил на человека, способного легко уступить барону. Аббат Саймон по сравнению со своим недавно скончавшимся предшественником был сильной личностью. Ему хотелось освободиться из-под гнета мирских правителей Грейстена, и он использовал свою гордость как щит, а церковный закон как меч.