Весенняя пора - [255]

С яркой, лучше сказать, с яростной силой выписана у Н. Мординова целая галерея отвратительных типов бывших властителей жизни: тойонов, князьков и их прислужников. «Верхи», угнетающие якутский народ, обладали чертами самого бесстыдного паразитизма: чем крупнее был богач, тем откровеннее жил он на чудовищные проценты, выплачиваемые ему с долгов, и на вечные отработки бедняков все за те же долги. Бедняки надрывались в батрачестве и на отработках, тойоны же предавались безделью, пьянству, разврату в такой зловещей степени, что в потомстве их проявлялись явственные черты патологии и вырождения (Лука Губастый, слепец Федор Веселов, садистка старуха Сыгаева).

Воздав должное этой группе героев, Николай Мординов с глубокой сыновней любовью, широко и точно выписывает яркие образы трудящихся якутов, тех, кто по праву представляет свой народ. Якутский национальный характер в изображении Н. Мординова оригинален и неповторим. Под внешней суровостью скрываются черты безграничной, поистине детской доверчивости и полной неспособности лгать, хитрить, изворачиваться. С какой легкостью, например, верит придавленный нуждой Егордан в добрые намерения богача Веселова, когда тот, заманивая Егордана в кабалу, посадил его за стол и поставил перед ним стакан водки! Простодушен и Дмитрий Эрдэлир, так и не сумевший или, по молодости лет, не успевший преодолеть в себе привычной доверчивости к людям, к соседям и землякам. Смело мчится он в тайгу, к улусникам, ставшими врагами красных, — мчится, чтобы разоблачить их, но те идут на хитрость: затевают «соревнование» в меткости стрельбы и… Дмитрий становится их мишенью.

С особенной, выпуклой яркостью проступают черты национального характера якутов в эпизоде так и не состоявшейся мобилизации их на «немецкую» войну 1914 года. Словно бы в едином фокусе раскрывается тут доверчивая душа народа, горестная покорность бедноты, которую «угоняют» на далекую, никому не понятную «войну царей», глубокое горе семей, которые становятся сиротами без хозяина и кормильца, и звериная изворотливость богачей, здоровенные сынки которых мгновенно становятся инвалидами и за немалую мзду получают бумажки об освобождении от мобилизации. В селении все бурлит через край — на общих кострах жарится мясо, купленное в складчину, звенят песни, сливаясь с воплями. Парни валят самую высокую лиственницу и вкапывают ее посреди селения: это — памятный «столб горести». Но с какою детской легкостью, как безоглядно переходит народ от горя к безудержной радости, когда слухи о мобилизации не подтверждаются: якутов, оказывается, «не берут на войну». В мгновение ока «избавляется» от своей грыжи Лука Губастый, на кострах жарят мясо другого вола, тоже приобретенного в складчину, «столб горести» выкапывают и на его место, срубив другое дерево, ставят «столб радости»…

III

Эпопея Н. Мординова «Весенняя пора», конечно же, не лишена недостатков. В той части книги, где автор повествует о старой Якутии, он опирается не только на отстоявшиеся в памяти воспоминания детства и отрочества, но и на богатейшие традиции изустного народного творчества. Новая же Якутия, в которой происходит стремительная революционная ломка, потребовала от художника иных красок, иных изобразительных средств. Очевидно, поэтому менее заметно проявляется национальное своеобразие автора: слишком уж быстро сменяются картины революционного пробуждения, острых столкновений и столь затянувшейся в Якутии гражданской войны. Сама жизнь не давала автору спокойных сроков, и вот на смену прежнему, небыстрому письму пришли торопливые записи по горячему следу событий…

Н. Мординов всегда осознавал, что роман «Весенняя пора» — главная его книга. Все другие работы этого писателя — повести, очерки, пьесы — были ни чем иным, как подступами к созданию эпопеи. Опубликование этой эпопеи обозначало рождение большой художественной якутской прозы. При неоднократных переизданиях романа текст его не оставался неизменным: автор каждый раз вносил исправления, повышающие художественную выразительность каждой страницы. Великий пример русских писателей научил якутского писателя быть требовательным к себе.

Уместно здесь вспомнить о знаменательной встрече Николая Мординова с А. М. Горьким, Эта встреча произошла на Первом Всесоюзном съезде писателей.

«— Мне было, — рассказывает Н. Е. Мординов, — как-то удивительно легко подойти к Алексею Максимовичу Горькому и, отрекомендовавшись, сказать ему:

— Якуты читают ваши произведения на своем языке, любят они вас, Алексей Максимович.

Пожимая своей сильной рукой мою руку и сияя лучистой улыбкой из-под пушистых усов, он взволнованно проговорил:

— Какое счастье… Какое счастье, товарищ Мординов, товарищ якут…»

Да, счастье, повторим мы. Счастьем якутов, счастьем всех других народов бывшей царской империи была Октябрьская революция. Она вызвала к жизни неисчислимые подспудные силы. Поэтому закономерно создание Н. Е. Мординовым его якутской эпопеи. Закономерно и то, что эту эпопею читают не только якуты, но и русские, и украинцы, и монголы, и тувинцы. Она стала достоянием и зарубежных литератур (например, чешской и венгерской).