Весенней гулкой ранью... - [16]

Плачет, потому что

...Сердце смириться не хочет,

Не хочет признать неизбежность холодной разлуки

И плачет безумное, полное гнева и муки...

Зинаида X. не выступила с кличем "На войну!". Она поет об оставшихся, плачет об ушедшем на войну, и в этих слезах прекрасна, как Ярославна.

Пусть "так надо... так надо...". Но она за свою малую просьбу у судьбы

с этим смириться не хочет".

Здесь оно оказалось очень уместным - сравнение горюющих женщин с

Ярославной - символом верности и надежды, одним из самых поэтичных образов

"Слова о полку Игореве".

Надо полагать, "Ярославны плачут" - именно та ранняя статья Есенина, о

которой говорил Сергей Городецкий и писал в своих воспоминаниях Дмитрий

Семеновский.

Появление ее в журнале "Женская жизнь" не случайно: в нем печатал свои

стихи Колоколов. Он-то, вероятно, и познакомил Есенина с редакцией

двухнедельника.

Что касается подписи под статьей - "Сергей Есетин", то это явная

опечатка, какие в журнале не были редкостью. На его страницах, например,

можно встретить вместо "Анна Ахматова" -- "Анна Арматова", вместо "Сергей

Буданцев" - "Сергей Бузанцев", балерина Белашова превращалась в Балашову, поэт Ив. Белоусов - в Н. Белоусова и т. д.

Среди авторов этого журнала, прекратившего свое существование в

середине 1916 года, были Вл. Лидии, А. Свирский, Л. Никулин, Н. Никитин, Н.

Павлович, П. Бунаков... В последнем номере за 1915 год помещен рассказ С.

Городецкого "Бабушкино сердце". Видно, его "сватовство" Есениным было не

столь уж безуспешным...

"Ярославны плачут"... Горе оставшихся женщин, муки солдат, проливающих

кровь на полях сражений, - отсюда берут исток антивоенные настроения поэта,

так остро выраженные в поэме "Марфа Посадница".

5

Имя Марфы Посадницы связано с далекой русской историей. Это она, вдова

посадника Борецкого, воспротивилась насильственному присоединению Новгорода

к Московскому государству. Это она бросила вызов самому великому князю

Московскому Ивану III, предпочтя заточение в замшелых "каменных мешках"

Соловецкого монастыря жизни в лишенном самостоятельности Новгороде.

История показала: объединительная политика Ивана III была прогрессивной

политикой, ибо речь шла о создании единого Русского государства. С этой

точки зрения бунт Марфы и новгородцев - явление реакционное. Но сама идея

вольнолюбия, протест против насилия, верность старинным обычаям издавна

пришлись по сердцу народу, породили поэтические легенды о "последней

гражданке новгородской", как ее назвал писатель и историк Н. Карамзин.

В своей повести "Марфа-посадница, или Покорение Новагорода" (1803) Карамзин нарисовал образ волевой, мужественной женщины. Марфа говорит перед

новгородцами: "...Сердце мое любит славу отечества и благо сограждан..." По

убеждению автора", "вольность и Марфа одно знаменовали в великом граде".

В мрачные времена Николая I к теме новгородской вольницы, к образам

Вадима - "витязя пламенного в грозных битвах за народ", Марфы Посадницы

обращались Пушкин и Лермонтов, Бестужев-Марлинский и Кюхельбекер, Ф. Глинка

и А. Одоевский. Новгород, его герои были символом борьбы с самодержавием,

крепостничеством, примером высокого патриотизма.

Свершила я свое предназначенье,

Что мило мне, чем в свете я жила,

Детей, свободу и свое именье -

Все родине я в жертву принесла, -

восклицает Марфа в неоконченной думе Рылеева о "гордой защитнице свободы".

Вспоминается она и в романе Гончарова "Обрыв" - "великая русская Марфа, скованная, истерзанная московскими орлами, но сохранившая в тюрьме свое

величие и могущество скорби по погибшей славе Новгорода, покорная телом, но

не духом, и умирающая все посадницей, все противницей Москвы и как будто

распорядительницей судеб вольного города".

Романтическое восприятие этой личности лежит в основе и есенинской

поэмы. Былина и сказка, реальность и фантастика, старинные и диалектные

слова - все это, слившись, придало произведению колорит народного сказания.

Так, Марфа не просто вышла из дома, а "на крылечко праву ножку кинула, левой

помахала каблучком сафьяновым". Она "возговорит... голосом серебряно". Как в

былине о легендарном новгородском богатыре: "И возговорит Василий

Буславьевич..."

Прежде чем решиться отвергнуть посягательство Московии, Марфа

обращается к вече, заручается поддержкой новгородцев. На ее стороне ангелы и

господь бог. Он-то и советует не пытаться отогнать "тучу вихристу": московский царь продал свою душу сатане пучеглазому.

Виельзевул в обмен на душу царя обещает помочь ему победить непокорных.

При этом добавляет:

А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет!

Как пойдет на Москву заморский Иуда,

Тут тебе с Новгородом и сладу нет!"

От этого пророчества сатаны автор, так сказать, и перекидывает мостик к

современности, когда срок, данный царю, минул и - надо понимать - на Москву

двинулся "заморский Иуда" в образе кайзерской Германии. Поэт-сказитель не

скрывает своей неприязни к царю. Дух былой вольности оживает в словах,

обращенных к старинной реке и славному городу: