Весёлый Роман - [17]

Он прищурился, странно и быстро посмотрел на меня, и я вдруг подумал, что он все знает. Про Веру. И про меня.

«Хиппи». Они все-таки так себя называли. И я это знал. Меня познакомил с ними Виля.

— Съездим, — предложил он мне. — Интересные ребята. Студенты. Девочки подходящие. Думают. Производят переоценку ценностей.

— Каких ценностей?

— Всяких.

Виля с ними познакомился, когда в нарушение правил повез их в такси вшестером. Две девочки легли на колени к ребятам так, чтоб снаружи не было видно, чтоб машину не задержал инспектор.

Мне было интересно посмотреть на этих ребят. И мы поехали. На улицу Франко. Там в глубине двора был такой одноэтажный флигелек. Не знаю, кто из них там жил, но они в этом месте собирались. Девочки из театрального института, парни с замысловатыми прическами. Слушали музыку, трепались, курили. Ничего такого я не заметил. А больше туда я не ходил. Не было времени. Да и с нашими ребятами мне интереснее.

— Послушай, — сказал я Виле, — ты бывал еще у этих «хиппи»?

— Бывал. А что?

— Ты не заметил… Они кодеин не употребляют?

— Кодеин? — не удивился Виля. — Запросто. Целыми пакетиками. Потому они все такие бледные. Жрут кодеин, и никакой физкультуры.

— А ты его не пробовал?

— Я что, наркоман, по-твоему?

— Для эксперимента?

— Нужны мне такие эксперименты. От него дуреют, а я за рулем.

Я рассказал Виле обо всей этой истории с аптекой.

— Чепуха, — сказал Виля. — Не может быть. Ты что думаешь, только в одной аптеке и был кодеин? Я сам слышал — они его покупают.

Все-таки нужно проверить, — сказал я.

— Я не опер из угрозыска.

— Я тоже не опер. Но мне не нравится, когда старушку убивают за наркотики.

— Я тоже не в восторге от этого, — возразил Виля. — Но если б мы даже захотели, как мы сможем это проверить? Спросить? Не скажут. Да и вообще они тут ни при чем. Даже смешно. Ты ж видел этих ребят.

— Видел. И все-таки нужно попробовать достать у них этот самый аспирин. Или не аспирин, а как он?.. Кодеин.

— Это можно, — сказал Виля. — Но не получится, что мы познакомились с людьми, а потом на них же и наклепали?

— Не получится.

Жуткую историю рассказал мне Виктор. В дежурной аптеке ночью задушили руками старушку аптекаршу, вскрыли шкаф и забрали порошки кодеина. Их продают от кашля, но только по рецепту. В большом количестве эти порошки действуют как наркотик. В аптеке были и другие наркотики — покрепче, но ничего, кроме кодеина, не тронули. А старушку душили за горло, спереди. Она видела, кто ее душил.

Я теперь всегда слышу, как проезжает лифт. Даже во сне. Раньше я не замечал, что лифт наш движется со скрипом, что двери его захлопываются с железным лязгом. Но с тех пор, как я научился постоянно прислушиваться, на каком этаже лифт останавливается, не стукнет ли дверь на седьмом, прямо против Вериной квартиры, не щелкнет ли в замке ключ, звук лифта меня просто преследует.

Вера посмеивается над тем, что я каждый раз вздрагиваю, когда на лестничной площадке хлопнет дверь лифта, а я ничего не могу с собой сделать.

Сегодня под утро мне приснилось, что Виктор неожиданно, не предупредив по телефону, как это он делает обычно, вернулся из командировки. Лязгнула дверь лифта, затем он тихонько, чтоб не разбудить Веру, стал поворачивать ключ в замке. Но Вера закрыла дверь еще и на цепочку.

Я бросился одеваться, но никак не мог натянуть рубашку, рукава почему-то были завязаны тугими узлами. В отчаянии, в ужасе, в отвращении к самому себе я полез под тахту, чтоб там укрыться. Лучше бы я прыгнул вниз из окна. А Вера торопливо что-то надевала на себя.

Виктор стал звонить. Раз за разом. Он услышал наши с Верой испуганные голоса.

В ужасе я проснулся и не мог понять, во сне это или в действительности. В дверь в самом деле звонили — раз за разом.

Сердце у меня колотилось, как после стометровки за двенадцать. Я пошел к двери. И молча открыл. Я был уверен, что это Виктор, но за дверью стояла наша соседка Клава.

— Ой, Рома, — сказала она, — совсем плохо маме. Горит. С вечера. Тридцать девять.

Она плакала.

— Я еле утра дождалась. Галина Игнатьевна спит еще?

— Который час? — спросил я. Я все еще не мог прийти в себя.

— Шесть.

В переднюю вышла мама. В платье и с таким выражением, словно и не спала. Ее не застанешь врасплох.

— Ой, Галина Игнатьевна, — зачастила Клава. — Я еле утра дождалась, Я уж извиняюсь, что побеспокоила, только «Скорую» два раза вызывали. Они и уколы делали, и порошки давали, а маме не легчает, и температура, и не знают они, какая болезнь, говорят — анализы сделать, а у нее жар…

— Позвони Феде, — сказала мне мама. — Пусть приедет до работы. Пойдем, — сказала она Клаве и отправилась к соседям.

Федя был чем-то расстроен. Когда у него что-то не так, это сразу видно. Он фальшиво улыбается, как академик Петров, учеником которого он себя называет, и перед тем, как что-нибудь сказать, слегка прокашливается, как этот академик.

— Ладно, ладно, — оборвал он Клаву, когда она снова попыталась рассказать, что «мама горит», пощупал рукой лоб Марии Афанасьевны, оттянув веки, посмотрел глаза, странно оглянулся по сторонам, словно что-то искал, и быстро вышел на балкон.