Веселыми и светлыми глазами - [63]
Антошка видит, как все выходят из вагонов, как дядьки целуются с тетками, как молодожены скачками помчались за вокзал, а усатый устремился к ларьку «Пиво — воды». Толстая тетка успокоилась, курицы здесь стоят столько же, сколько и в ее городе, а больше здесь ничего не продается.
— А вот эскимо продается! — говорит Антошка.
Но тетка почему-то молчит и в окно смотрит зевая. Не покупает эскимо. Скучно с ней Антошке.
— Эй, мальчик, а мальчик, собаку продаешь? — вдруг оживляется тетка.
— Нет.
— А зачем же ты ее держишь?
— Так это моя.
— А сколько тут стоит такая собачонка?
— Не знаю.
— Вот балбесы, ничего не знают.
— А какой это породы? — спрашивает Антошка.
— Овчарка.
— «Овчарка»! — передразнивает тетка. — Знаю я таких овчарок. Только убирать за ней будешь, да жрет, как лошадь!
Антошке грустно. Он выходит в пустой коридор. Затем в тамбур. А потом на платформу.
У Антошки озорно захватывает дух. Как перед прыжком с вышки. Антошка оглядывается, шмыгает носом, переминается с ноги на ногу. И вдруг мчится на вокзал. Времени еще много, минут двадцать!
Антошка выбегает на большую площадь, а с нее — на главную улицу.
Мостовая выложена крупными гранеными булыжниками. Между булыжниками растет трава. По панелям не спеша и не густо, не так, как в Антошкином городе, идут прохожие, говорят что-то на тихом и непонятном Антошке языке.
Антошка сворачивает на другую улицу и оказывается на другой площади, где стоят телеги и к ним привязаны лошади и коровы. На телегах сидят тетки. Лошади и коровы смотрят на них и нюхают им руки.
Антошка выбегает к реке. Она оказывается очень широкой и светлой. Антошка видит в воде каких-то сереньких усатых рыб, трущихся о песок.
— Что это? — спрашивает он проходящего мимо дядьку.
— Это?.. Курмили.
— Что-что?
— Курмили.
— Ух ты!
Антошка никогда еще не слышал о такой рыбе.
— А что там?
— Там? — Прохожий всматривается в противоположную сторону реки, где на плоской зеленой равнине поблескивают озера да белеют крыши редко разбросанных хуторов. — А там Литва.
— Литва?
И что-то такое таинственное, необычное чудится вдруг Антошке в этом странном слове, похожем немножко на слова «плотва», что значит рыба, и «братва», что значит революционные матросики, но совсем не то.
— Литва, — шепчет Антошка. — Плотва. Дратва.
Когда Алешка, запыхавшись, возвращается к вокзалу, туда подъезжает такси. Выходят парень и девушка.
— Ты меня сфотографировал у базара? — спрашивает парня девушка.
— Сфотографировал.
— И у института тоже?
— Да.
— Щелкни меня на фоне вокзала. Только чтоб и название города было видно.
Она становится в красивую позу, подогнув в колене ногу и упершись рукой в бок, парень отходит в сторону и фотографирует ее. Он фотографирует, а рядом на платформе стоят три краснокожих индейца в помятых пиджачках и кепочках и рассматривают девушку, а потом один индеец говорит другим:
— Ничего бабец, культурненькая.
Но вот все устремляются по вагонам, и Антошка тоже бежит. И успевает занять самое лучшее место у окна.
— Ну что ж, весь город осмотрели, — говорит парень. — Город как город, ничего особенного.
— Что-нибудь купили?
— Ничего не купили… Архитектура какая-то доисторическая. Не поймешь что.
Усатый икает.
— И пиво так себе. Не сказал бы. «Жигули аллос». Конечно, не сравнить с нашим.
— Да что тут может быть. И пожрать нечего!
Антошка слушает их и удивляется. Потому что душа его переполнена.
— А курмилей видели? — спрашивает Антошка.
И оказывается, что никто из них никогда не видел и не представляет даже, что это такое.
— Мы в общем-то всё видели, — неуверенно и как бы оправдываясь говорит девушка, и они внимательно смотрят на Антошку.
— Подумать только, какие хулиганы растут! — вздыхает толстая.
Но Антошка уже не думает о них. И не слушает, он весел и счастлив. Виснет, высунувшись в окошко.
Поезд въезжает на мост. Внизу по воде, пересекая реку, бегут темные тени от вагонов, а мост поет что-то гулкое, раздольное. И темные лодки стоят на реке среди белых пятен отражений от облаков, и мальчишки машут проезжающим и дружно ныряют в белые облака. В лодке черный лохматый песик. Оставшись один, он носится взад-вперед, лает неслышно, тыкается носом в воду и наконец плюхается в реку и плывет рядом с мальчишками.
Но Антошка уже далеко.
Он несется по тихим сосновым борам, скачет на сером волке. Литва… Плотва…
Гуси-лебеди
Проходя мимо, дед Клим сказал как бы между прочим:
— Ты, Глаша, смотри за своей дочкой, а то как бы плохо не было.
— Что? — ахнула Глафира.
— А кто знает! Каждый день, как из школы идет, зачем-то все на вышку лазит.
— Какую вышку?
— Да вот что у речки.
«Господи, да что ж это такое? — переполошилась Глафира. — Да что ж ей, шельме, там надо!»
Триангуляционная вышка стояла на пригорке у леса, среди порослей молодого сосняка. Ее темную пирамидальную верхушку было видно издалека, из-за речки и от поселка.
«Что ж ей там надо! Что ж такое делается!» — недоумевала Глафира. Вечером она проверила все Настькины карманы и портфель, пересмотрела каждую бумажку. Не нашла ничего подозрительного. «Что ж это с девчонкой? — думала Глафира. — А ведь если спросишь, так и не признается. Она в меня — упрямая».

В книгу вошли ранее издававшиеся повести Павла Васильева: «Ребров», «От прямого и обратного», «Выбор», «Весной, после снега», «Пятый рот». Статья о творчестве Павла Васильева написана Сергеем Ворониным.

В книгу вошли биографии одиннадцати выдающихся советских футболистов, ставших легендами еще при жизни, и не только из-за своего футбольного мастерства. Михаил Якушин и Андрей Старостин, Григорий Федотов и Константин Бесков, Всеволод Бобров и Никита Симонян, Лев Яшин и Игорь Нетто, Валентин Иванов, Эдуард Стрельцов и Валерий Воронин — каждый из этих великих мастеров прошлого составляет эпоху в истории отечественного спорта. Авторы книги ограничивают свое повествование шестидесятыми годами XX столетия.

В поисках мести Лита отправляется в сердце Яркого Мира. Она готова, если потребуется, использовать Дар Морета, и обречь себя на вечное служение Проклятому Богу, лишь бы утолить жажду мести… А в родном Сером Мире, сны открывают принцу Марену завесу прошлого. Из времен далеких и забытых проглядывает истина… Но если легенды оказываются правдой, а пророчества начинают сбываться, сколько пройдет прежде, чем мифы станут явью? И какие тайны откроются, когда поднимется пыль времен?

Повести известного ленинградского прозаика посвящены жизни ученых, сложным проблемам взаимоотношений в научных коллективах, неординарным характерам. Автор многие годы работал в научном учреждении, этим и обусловлены глубокое знание жизненного материала и достоверность произведений этой книги.