Веселые ваши друзья - [11]
Но драматизм ситуации только разворачивается.
«Тамарочка говорит:
— Ну, начинай, Белочка, кушай.
Белочка говорит:
— Нет, лучше ты начинай. Ты — старшая.
Тамарочка говорит:
— Не спорь, пожалуйста. Маленькие всегда первые грибы едят».
Поединок двух характеров происходит «под водой», как сказали бы литературоведы, «в подтексте»: обеим девочкам боязно грибы есть, но ни одна не хочет показать своего испуга, а придумывает отговорку.
С точки зрения взрослой логики доводы Белочки разумнее («Ты — старшая»). Но у находчивой Тамарочки, как говорится, гораздо лучше язык подвешен, и последнее слово всегда оказывается за ней.
«Зажмурилась Белочка, открыла рот и хотела уже сунуть туда свой грибок.
Вдруг Тамарочка закричала:
— Белочка! Стой!
— Что? — говорит Белочка.
— А соли-то у нас нет, — говорит Тамарочка. — Я и забыла совсем. Ведь без соли их есть нельзя.
— Ой, правда, правда! — сказала Белочка».
Это нелегко доказать, но сдается мне, что Тамарочка не просто вспомнила про соль. В глубине души понимая, что есть гриб опасно, и вовсе не желая подвергать сестренку опасности (а опасность была: как вы догадываетесь, девочки набрали чуть не одних поганок), она мучительно искала выход — как бы поскорее кончить эту рискованную игру. Сказать прямо: «Не ешь гриб!» — она не могла: это было бы равносильно признанию, что она нарочно толкнула младшую сестренку… ну, скажем, не на смерть, а на большую неприятность. И ее отчаянный крик не только сигнал опасности, но и крик радости, «Эврика!» своего рода. Нашла, нашла она выход — ничем не выдав собственного коварства, в то же время уберечь сестру от беды…
Сцена тем более тонкая, что вся эта напряженная борьба скрыта в подтексте, «в глубине строки».
Не забудем, что перед нами — рассказы для малышей. Воздадим должное мастерству писателя, который и в этом случае сумел создать произведение исключительно тонкое и глубокое.
Чернильное половодье
Порою и сам комический эффект в «Рассказах о Белочке и Тамарочке» таится в подтексте, на некоторой глубине.
«Один раз мама пошла на рынок за мясом. И девочки остались одни дома. Уходя, мама велела им хорошо себя вести, ничего не трогать, со спичками не играть, на подоконники не лазать, на лестницу не выходить, котенка не мучить».
На первый взгляд в этих строчках нет решительно ничего смешного. Но в подтексте тут таится мягкая ирония, принадлежащая взрослому повествователю. Ведь если мама наказывает дочкам чего-то не делать, значит, они уже это проделывали — и, вероятно, не раз… Тем более, что девочки — хитрые. Стоит маме хоть чего-то не упомянуть среди своих запретов, как они, особенно Тамарочка, тут же готовы это делать. В рассказе «Большая стирка», откуда мы взяли эти «запретительные» фразы, именно так все и происходит. Сперва Тамарочка подбивает сестренку взять с папиного стола бутылку с чернилами («Она про чернила ничего не говорила»), а затем и корыто, чтобы стирать залитую чернилами скатерть. И все на том же основании: «Она про корыто ничего не говорила».
Тамарочка вообще не очень хорошая девочка. Она сама же подбивает младшую сестренку на разные сомнительные дела, а потом всеми силами стремится уйти от ответа. Даже на котенка готова вину свалить, лишь бы самой не отвечать за свои проделки. Ведь это она затеяла историю с чернилами, которая вылилась в целое половодье домашнего значения. А чуть заслышав мамин звонок, как ни в чем не бывало говорит сестре: «— Белочка, милая, открой, пожалуйста».
Какая невиданная вежливость и даже нежность! А ведь минуту назад она яростно отталкивала сестру от корыта — оттого оно и перевернулось.
«— Да, спасибо, — говорит Белочка. — Почему это я должна?
— Ну, Белочка, ну, милая, ну ты же все-таки ближе стоишь. Я же на табуретке, а ты на полу все-таки».
Задатки характера, какой обнаруживается у Тамарочки, в будущем обещают мало хорошего. Будь перед нами героиня взрослая, она заслуживала бы резкого, сатирического осмеяния. Но Тамарочка, хоть она и старшая, сама еще так мала, что характер ее только начинает складываться. И писатель, помня об этом, смеется над ней иронически, но не зло.
Девочка с пальчик
Хотя со стороны психологической (сочувствие, уважение и даже любовь к герою — через смех) юмор Пантелеева во всех его книгах остается неизменным, «пружина», «рабочий механизм» этого юмора часто меняется. Иначе говоря, смешит нас писатель чуть не всякий раз по-иному.
После войны Пантелеев-юморист надолго ушел в тень. Лишь в 1967 году он вновь обнаружил себя, опубликовав удивительно смешную «малышовую» сказочку «Фенька». Пружина юмора здесь снова иная.
В 30-е годы, когда он писал о Белочке и Тамарочке или о маленькой Иринушке, выдумавшей небывалую букву «ты», собственных детей, у писателя не было. А теперь у него росла любимая дочурка Машенька, и не ей ли посвятил счастливый отец свою забавную «Феньку», созданную явно с целями педагогическими?..
В одной из сказок Шарля Перро действует небезызвестный мальчик с пальчик. А Фенька — это своего рода девочка с пальчик, только не сказочная, а очень реальная. А если и сказочная, то какая-то современно-сказочная. Сейчас у детей всего мира в моде сказки «полуреальные». Короче, Фенька вроде Карлсона, преспокойно живущего на крыше современного дома Да вот, сами судите: «Ножки у нее босые, платье все изодрано сама она толстенькая, пузатая, нос пуговкой, губы какие-то оттопыренные, а волосы на голове рыжие и торчат в разные стороны, как на сапожной щетке».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».