Веселая троица - Вицин, Моргунов, Никулин - [23]
Они очень разные — Трус, Балбес, Бывалый. Потому и составили единое целое. Один из критиков даже дал точное определение, кто есть кто и что есть что в этом едином организме. А именно: Бывалый — голова, Балбес — руки, Трус — подкашивающиеся коленки. Пожалуй, надо с этим согласиться.
Бывалый, несомненно, — голова, вожак тройки, ее руководитель. Круглый, лысый и уже готовый к «Трем толстякам» Моргунов носит темную рубашечку в полосочку и подтяжки — сразу видно, руководящий работник. Он всегда знает, что делать, как поступить. Стойко, «сурьезно» переносит превратности судьбы.
И, несмотря на то что все аферы тройки кончаются крахом, иногда так и хочется какие-то черты характера перенять у Бывалого. Да кому же в жизни не хотелось быть бывалым, тертым, стреляным, опытным, видавшим виды и даже битым. «Я бит жизнью, — говорит иногда кто-то с гордостью. — Меня теперь ничем не возьмешь, не испугаешь». Всегда и везде: невозмутимое лицо Бывалого, невозмутимое спокойствие. Ну чем не Гаргантюа отечественного розлива.
Поэты Александр Сивицкий и Юрий Тимянский специально для этой книги написали эпиграмму, выражая свое отношение к Моргунову — Бывалому:
Если же мы попробуем разобраться в чувствах, которые вызывает у нас игра Юрия Никулина, то, пожалуй, и тут должны будем признаться себе — несмотря на нелепый облик Балбеса, несмотря на подозрительные его занятия, не вызывающие у нас сочувствия, этот персонаж не только не отвратителен нам, но даже в чем-то очень-очень симпатичен. Его старательность, непосредственность, деловитая суетливость вызывают наше расположение. Маска Балбеса не интернациональна и не искусственно выдумана, а она до боли наша — это сочетание пьяницы, работяги, бомжа, простого парня «из народа» знакомо и понятно нам. Обаяние Никулина немерено. Поэтому нет ничего удивительного в том, что поэт Александр Иванов написал именно такие строки:
И наконец, Трус. Полуинтеллигент. В жилетке. Уж не для того ли была ему придумана жилетка, чтобы он мог всегда в нее, образно говоря, поплакаться? И в тройке он, в общем, не потому, что сам хочет, а потому что, как нас учили, «нельзя отрываться от коллектива». Он нежен. По-своему поэт. Вспомните хотя бы, как он нюхает цветок в «Псе Барбосе» после взрыва, как кричит «Поберегись!», когда не чьей-нибудь, а его собственной головой открывают дверь комнаты, в которой была заточена «кавказская пленница».
Персонаж Вицина четко соответствует своему названию. И мы его понимаем и опять же ему сочувствуем. Почему? Да потому, что в условиях социальной несвободы при Хрущеве и Брежневе мы все были трусы, начиная от члена Политбюро, который мог в одночасье потерять все, и кончая бомжем, которого запросто могли посадить в тюрьму за тунеядство. Трус в душе каждого из нас живет и сейчас. Только боимся мы сейчас совсем другого: боимся остаться без работы, боимся рэкета и бандитских группировок, боимся, чтобы не началась гражданская война… Да чего только мы не боимся!
И еще одна эксклюзивная эпиграмма Сивицкого и Тимянского:
Да, странноватый сборный портрет советского общества. Леонида Гайдая запросто можно было бы записать в антисоветчики. Если бы не странная привлекательность веселого трио.
Так что же получается, господа хорошие? Персонажи отрицательные, но все трое исключительно с положительным обаянием. Персонажи отрицательные, а мы им сочувствуем. А еще что? Смелее, дорогой читатель, не бойся! Выскажи про себя или вслух: что же еще?
Да любим мы их, любим! Любим Труса, Балбеса и Бывалого. Да, любим, по-иному это чувство не назовешь. Любим больше, чем «комсомольцев, отличников» Нину и Шурика. И как персонажей, и как артистов. Любим не за их человеческие качества. А за комедийные! За способность вовлекать нас в стихию смешного, постоянно с точностью и яркостью гротеска демонстрировать столь знакомые нам слабости и пороки. Фольклор тех времен был категоричен:
Вопрос на засыпочку! А есть ли человек, который любит их больше всех? Да, именно так, любит больше, чем вы, чем я, чем кто-либо другой?
ЕСТЬ ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК!
Чудаки украшают мир.
Общеизвестная истина.
Обычно музеи создают,
когда актеры уходят из жизни.
А тут музей готов.
Теперь нам
и умирать не надо.
Юрий Никулин.
Недалеко от Москвы есть станция Павшино. В Павшине среди прочих домов стоит четырехэтажная хрущевка. В ней однокомнатная квартира. В квартире музей. Частный. Создатель и директор музея трех актеров (каких — думаю, не надо объяснять) Владимир Цукерман.
Когда я первый раз пришел в этот музей, то у меня в буквальном, а не в переносном смысле закружилась голова. В музее ни много, ни мало — пятнадцать тысяч экспонатов. Пятьсот альбомов, более 250 кассет с фильмами, интервью, выступлениями…
В книге рассказывается о беспрецедентном в военной истории проникновении в замыслы противника: о взломе немецкого машинного шифра «Энигма» западными союзниками по антигитлеровской коалиции. До последнего времени самый важный аспект этого события оставался невыясненным: действительно ли роль, которую сыграли дешифровальщики в достижении победы над Германией в ходе Второй мировой войны, была столь значительна? В книге также рассказывается о роли специальных операций по захвату ключевых установок для «Энигмы», предательстве высокопоставленного сотрудника немецкой шифровальной службы и многочисленных просчетах самих немцев.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.