Веселая дюжина - [4]

А потом мне стало казаться, что мы уже не на льдине, а сделали привал в знойной пустыне. Еще издали мы заметили колодец в тени деревьев. Напрягая последние силы, бежим к спасительной воде. Но горе нам! В колодце пусто и сухо, как и у нас во рту. Кажется, за один глоток воды отдал бы жизнь.

Я так навоображался, что почувствовал, как мне и в самом деле здорово захотелось пить. Глянул на ребят — они облизывали пересохшие губы. Наверно, им тоже привиделась знойная пустыня.

— Сейчас бы глоточек воды, — тягуче проныл Горох, — ужасно пить хочется.

Оказывается, в надежде на кислое молочко ребята потихоньку выдули из своих фляжек всю воду. Теперь даже губы смочить нечем.

И на ночевку мы остановились неудачно — ни реки, ни ручейка поблизости.

Я забрался в свой рюкзак. Ура! У меня еще целых полфляги.

— Эх вы, полярники! — сказал я и отпил глоток. — Эх вы, пустынники! — сказал я и отпил еще глоток. А потом передал флягу ребятам. Полярники и пустынники (это которые путешествуют в пустынях) набросились на воду и вмиг осушили флягу.

Настроение из мрачного стало солнечным.

— Хорошо верблюду, — подал голос Горох, — он может две недели без еды и воды прожить.

— Ученые скоро придумают, — вступил в разговор Генка, — чтобы и человек мог так долго без пищи обходиться.

— Значит, у человека будет два горба? — съязвил Горох.

— Не обязательно, — спокойно объяснил Генка. — Просто в пустыню или на льдину человек возьмет с собой особые таблетки. Проглотил одну, как будто кружку воды холодной выпил. Другую проглотил, как будто две котлетки съел.

— Не растравляй душу, — притворно застонал Горох.

— А третью таблетку проглотил, — подлил я масла в огонь, — как будто тарелку бульбы с кислым молоком уплел.

Колька надулся и больше не раскрывал рта, пока мы рассуждали о таблетках будущего. В конце концов мы так наговорились, словно сами попробовали эти таблетки и сейчас нам уже совсем не хотелось есть.

Легли в палатку в отличном настроении. Было довольно тесно, и мы стали толкать друг друга. Я оттеснил Семку к стенке палатки. Мой друг — парень здоровый, но где ему со мной тягаться. Семка затих на несколько секунд в своем углу, а потом внезапно набросился на меня и стал щекотать. А щекотка для меня — враг номер один.

Я дико взвыл, вскочил на ноги и свалил стойки, на которых держалась палатка. Палатка, конечно, рухнула. Погребенные заживо под брезентом, мы забарахтались, пытаясь найти выход.

Наконец, по одному, еле дыша, выползли на свободу. Как в такой кромешной тьме снова поставить палатку? Оказывается, выскочили и два боковых колышка.

Решили лечь прямо на палатку. Авось, дождя не будет, авось, не замерзнем. Положили под головы похудевшие рюкзаки и затихли. Потому что на нас с любопытством глядели звезды. Еще бы! На всей земле люди спят под крышами домов, а мы прямо на земле. Вот им и любопытно, а кто мы такие и что нам нужно.

— А может, вон на той звезде, видите, она на кончике ручки Малой Медведицы, — тихо произнес Генка, — может, там сейчас лежат четверо ребят и, как мы на них, глазеют на нас.

— И одного из них зовут Генка, — подхватил я.

— А другого — Валерка, — в тон мне сказал Генка.

— А третьего — Семка! — радостно закричал Горох.

— А четвертого — Горох! — заорал Семка.

— А четвертого — Колька, — спокойно поправил Семку Горох, — потому что на Малой Медведице горох не растет, там таблетками питаются.

Мы захохотали.

— И лежат эти ребята на своей звезде, — продолжал Генка, — и думают о нас. Им очень хочется, чтобы мы приехали к ним в гости.

— А что? — как ни в чем не бывало сказал я. — И приедем. В это лето не обещаем, нам надо еще до Зеленого добраться. А вот на будущий год обязательно навестим. Оседлаем велосипеды — и по Млечному Пути напрямик до Малой Медведицы.

Перед тем как захрапеть, я успел одним глазом заметить, что звезды глядят на нас уже с восхищением, а одним ухом услышать, как шуршат шины наших велосипедов по Млечному Пути.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ МЫ РАЗБЕГАЕМСЯ

К утру звезды погасли, и на их месте снова появилось солнце. Первым делом оно разбудило меня. Я попробовал подняться, но ничего из этого не вышло. Ныла поясница.

Кряхтя и проклиная все на свете, я кое-как встал и начал разминку. Прямой, как столб, я пробежался взад-вперед по полянке. Потом взялся за приседания. Присел и ойкнул. Снова присел и снова ойкнул. И когда в сотый раз присел и уже не ойкнул, понял, что снова стал человеком.

— Подъем! — закричал я, хватая ребят за ноги.

Друзья с ужасными стонами подымались на карачки и ползали по земле, не в силах встать на ноги.

— Где твоя деревня? Где твой дом родной? — вопрошал я Гороха, когда с горем пополам ребята из обезьян превратились в человеков и увязали на багажниках рюкзаки. — Куда ехать, попросту говоря, если ты не понимаешь стихами?

Колька уныло почесал затылок и махнул неопределенно рукой:

— Прямо.

Мы с трудом вскарабкались на наших двухколесных коней и покатили с горочки вниз. Сосны и березки стали убегать в стороны, освобождая пространство бревенчатым домам со стеклянными верандами.

— Вот моя деревня! Вот мой дом родной! — орал во все горло Горох. — А что я говорил — надо прямо ехать.