Вес в этом мире - [15]

Шрифт
Интервал

Ладно, я постараюсь забыть о некоторых довольно-таки нелепых утверждениях, которые ты сейчас высказала, — и ты сама прекрасно знаешь, что они таковы, — а в ответ на них, уж позволь, скажу тебе, что в твоей апологии незрелости есть нечто романтическое.

Но ведь это как раз моя специальность, не так ли? Думаю, я не случайно выбрала именно романтическую поэзию. Чтение Китса на берегу моря — помнишь, я тебе рассказывала? — тоже сцена весьма романтическая. Когда смотришь издали. А, так сказать, в оригинале и в тот момент она, вероятно, была чисто эмоциональной.

Послушай, я не собираюсь больше сердиться на тебя, но ты должна признать, что не желаешь складывать оружия. Я не оставлю тебе выбора, я не хочу, чтобы ты снова умчалась, бросив меня, как в прошлый раз, когда изволила разгневаться. Но вот что: согласись, ты приехала сюда с целью поверить свои намерения моим мнением; поэтому прими условия нашей встречи, сколь бы ни были они жесткими.

Я принимаю их, и… посмотрим, смогу ли я их выдержать. Я высоко тебя ценю, но мы с тобой — люди очень разные, поэтому естественно, что время от времени между нами проскакивают искры, ничего уж тут не поделаешь. Однако я признаю, что приехала сюда, чтобы поговорить с тобой, поскольку меня обуревают сомнения. Одно дело иметь ясную идею — не хочу быть конформисткой, не хочу зарывать свою жизнь, а другое — уметь правильно приложить ее. Для этого мне нужен ты.

Или ты думаешь, что я тебе нужен. Не обманывай себя на этот счет: возможно, я полезнее тебе в роли фронтона[9], чем в роли советчика.

Ты в роли фронтона — просто очаровательно. Только представь себе: ударить о тебя мячом и сразу достигнуть цели. Чудесное освобождение, не правда ли?

У тебя и правда любопытное чувство юмора. Интересно, что за ним скрывается?

Так вот, представь — ты можешь хоть что-нибудь себе представить, хоть на минутку? — что вся моя работа по Китсу, включающая в себя перевод его од, работа, подчеркиваю, в которую я вложила столько внимания и столько труда, что даже начала подозревать: она значит для меня гораздо больше, чем просто исследование, — в общем, все это высоко оценено человеком, которого я считаю высочайшим авторитетом в этой области, и не потому, что он светило — для меня это не имеет значения, — а потому, что я уважаю его больше всех. По-твоему, мне есть дело до того, что он якобы ханжа? Мне на это наплевать: наплевать на все его величие и на весь его английский антураж. Я как раз думаю о себе: он уважает меня в ответ на мое уважение к нему, но я первая начала уважать его. По-твоему, это глупость и легковерие? Нет. Ты прекрасно знаешь, что нет. Вспомни, ведь это ты учил меня говорить, высказываться, и я сейчас говорю о самом главном в этом вопросе. Я говорю о себе, об Армстронге пока забудь. Но Армстронг предлагает мне год поработать с ним, в его святилище — там, в Англии, и при этом подразумевается, что где год — там и два. Что скажешь? Я должна отказаться? Не отвечай, я продолжаю излагать проблему. Сейчас настал момент понять, чего ради я работала над Китсом: во исполнение своей педагогической миссии или ради того, чтобы достичь некой вершины. Потому что, если речь идет о втором, я должна ехать. И вот тут — на самом деле вот тут, в человеческом плане — и начинается моя проблема. Поэтому меня интересует твое мнение не об Армстронге — о нем ты волен думать все, что угодно, — а о том, что мне делать со своей жизнью, потому что я чувствую, что играю ею.

2

Мое замужество? Ну, я же тебе говорила. Или тебя интересует что-то конкретное?

Возможно, твое решение в значительной степени связано с ним.

Я бы сказала, наоборот: оно может сильно повлиять на него.

Об этом я и говорю.

Нет. Ты говоришь, что брак может повлиять на мое решение, а я сказала, что это решение может создать проблемы для моего брака. Это не одно и то же. Похоже на игру слов, но это не одно и то же.

Конечно. Это не одно и то же.

Такое случается, в жизни всегда случаются такие вещи. Вот и сейчас случилось. Вот такой расклад..

Да уж… проблема.

Что ты сказал?

Ничего. Проблема, говорю. Или дело не в этом?

Что? Ты не можешь задавать вопросы ясно и понятно? Тебе всегда нужно интересничать?

Ладно, рассказывай.

Ты даже не интересничаешь — ты не снисходишь до того, чтобы задавать вопросы, а если уж задаешь, то так, что я вынуждена рассказывать тебе все, хотя ты и не просишь. Честно говоря, не нравится мне эта твоя манера. По-моему, единственное, чем она продиктована, — это высокомерием, хотя не понимаю, почему. Почему ты ведешь себя так? Зачем тебе это? Может, вопросы кажутся тебе проявлением слабости, унизительной болтовней или чем-то еще в том же роде?

Они кажутся мне проявлением корректности, вот и все, так что незачем волноваться. Я спрошу прямо и ясно: какая у тебя была проблема?

Проблема… мне трудно говорить о ней.

Тогда оставим.

Нет-нет… Нет. Погоди. Лучше уж я расскажу. Просто это связано с тяжкими воспоминаниями — со смертью. Это самое горькое, что мне пришлось пережить.

Да.

На самом деле я рожала трижды, но первый ребенок… его нет. Это был мальчик. Он умер через месяц после рождения. Думаю, ты ничего не знал.


Еще от автора Хосе Мариа Гелбенсу
Не загоняйте убийцу в угол

Основной вопрос классического детектива – «Кто убил?» – безнадежно устарел.Интересно другое – «За что убил?».Действительно – за что один немолодой респектабельный одинокий человек убил другого – столь же одинокого и респектабельного?!Местная судья Мариана, ведущая расследование, практически немедленно начинает подозревать, кто убил, – но снова и снова ломает голову, пытаясь отыскать мотив убийства…


Рекомендуем почитать
Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.