Весь Шекли. Абсолютное оружие - [34]

— Значит, только трусы, глупцы и неучи, — повторил Блейн. — И те несчастные, кто не может позволить себе приобрести страховку для переселения в потустороннюю жизнь.

— У богатых и занимающих видное положение в обществе есть привилегии, — по лицу Халла скользнула едва заметная улыбка, — но и обязательства. Одним из таких обязательств является необходимость умереть своевременно, пока ты не превратился в помеху для равных тебе и не стал ужасом для себя самого. Однако акт смерти должен быть выше положения в обществе и хороших манер. Это доказательство благородства человека, королевский зов, рыцарский долг, его самое великое приключение в жизни. То, как он проявит себя в этом одиноком и опасном предприятии, характеризует его как человека. — Синие глаза Халла сверкнули фанатичным огнем. — Я не собираюсь встретить это великое событие в мягкой постели. Мне не по вкусу скучная, обыкновенная смерть, которая явится ко мне во сне. Я хочу погибнуть в бою!

Блейн кивнул, несмотря на раздражение, и почувствовал сожаление при мысли о собственной прозаической смерти. Погибнуть в автомобильной катастрофе! Как глупо, неинтересно и банально! А каким странным, благородным, мрачным казался выбор Халла. С претензией, конечно, так ведь и вся жизнь в бесконечной Вселенной неживой материи претенциозна. Халл походил на древнего японского самурая, спокойно опускающегося на колени для совершения ритуала харакири, подчеркивая таким образом ценность жизни в самом выборе смерти. Однако харакири — пассивное восточное признание своего конца, тогда как Халл выбрал чисто западный способ смерти — свирепый, жестокий и ликующий.

Восхитительно! Но в то же время крайне неприятно для человека, еще не собирающегося умирать.

— Я не имею ничего против того, чтобы вы или любой другой человек выбирали способ умереть, — произнес Блейн. — А вот как быть с теми охотниками, которых вы собираетесь убить? Они не собираются умирать, да и на жизнь после смерти им рассчитывать не приходится.

— Они сами выбрали такую опасную профессию, — пожал плечами Халл. — Как сказал Ницше: им нравится рисковать и играть в кости со смертью. Вы что, Блейн, передумали и отказываетесь от участия в охоте?

— Нет.

— Значит, встретимся в воскресенье.

Блейн направился к двери и взял у дворецкого листок бумаги с указаниями. Выходя, он обернулся.

— Интересно, приходила ли вам в голову одна вещь? — задумчиво спросил он.

— Какая?

— Не может быть, чтобы вы не думали об этом раньше. А вдруг все это — научно обоснованная потусторонняя жизнь, голоса мертвых, духи — всего лишь гигантская мистификация, состряпанная корпорацией «Потусторонняя жизнь» ради наживы?

Халл замер, словно окаменел. Когда он заговорил, в его голосе слышалась ярость.

— Это совершенно исключено. Подобная мысль могла прийти в голову только абсолютно невежественному человеку.

— Возможно. Но представьте, каким дураком вы окажетесь, если это действительно так! До свидания, мистер Халл.

Блейн ушел, радуясь, что сумел вывести из себя этого самодовольного, изысканного мерзавца хотя бы на мгновение; одновременно он испытывал сожаление, что его собственная смерть была такой повседневной и бесцветной.

Глава 16

На следующий день, в субботу, Блейн пошел в контору, где ему дали винтовку, штык, охотничью форму и рюкзак. Он получил аванс — половину жалованья минус десять процентов и стоимость снаряжения. Деньги оказались весьма кстати, потому что у него осталось всего три доллара с мелочью.

Он заглянул в Духовный коммутатор, но никаких вестей от Мелхилла не было. Блейн вернулся в отель и остаток дня посвятил тренировке, отрабатывая выпады и защиту.

Весь вечер он чувствовал, как при мысли о предстоящей охоте нарастает нервное напряжение. Чтобы рассеяться, он пошел в небольшой бар в Вест-Сайде, где была воссоздана обстановка двадцатого века: длинная блестящая стойка, деревянные стулья, на полу опилки, а вдоль нижней части стойки — медная поперечина, на которую посетители ставили ноги. Блейн сел за столик и заказал пиво. Мерцали классические неоновые огни, а из подлинного музыкального автомата середины двадцатого века доносились сентиментальные мелодии Глена Миллера и Бенни Гудмэна. Блейн сидел, склонившись над стаканом пива, и уныло спрашивал себя: кто он и кем намеревается стать.

Неужели он действительно взялся за работу охотника и готов убивать людей? Тогда куда исчез настоящий Том Блейн, бывший конструктор парусных яхт, бывший любитель стереофонической музыки, бывший читатель хороших книг, бывший ценитель хороших пьес? Что случилось с этим спокойным, насмешливым и совсем неагрессивным человеком? Да разве этот человек, будь он в своем худощавом, пластичном теле, взялся бы за ремесло убийцы? Нет, никогда!

Неужели тот знакомый Блейн, о котором он так сейчас жалел, покорен и подавлен этим крупным мускулистым телом бойца с молниеносной реакцией? Может быть, это тело, выделяющее в кровь какие-то таинственные вещества, с его особым мозгом и нервной системой, — именно это деспотичное тело несет ответственность за все и толкает своего беспомощного владельца на преступления?