Весь Кларк. Песни далекой Земли - [2]

— Я все твержу Бранту, — заговорил он, подойдя к начальнику, — что это просто случайность. Может, якорем зацепили. Северянам-то зачем такое устраивать?

— Я тебе скажу зачем, — возразил продолжавший злиться Брант. — Эти лентяи не способны разрабатывать технологии. Они боятся, что мы станем ловить больше рыбы. Они…

Заметив улыбку на губах Кумара, Брант швырнул в него свою железяку. Парень с легкостью поймал ее.

— Допустим, это действительно случайность. Даже если так, здесь все равно нельзя бросать якорь. Район четко отмечен на карте: «Не заходить! Ведутся исследовательские работы». Так что я все-таки собираюсь заявить протест.

К Бранту вернулось хорошее настроение. Самые жестокие приступы ярости редко продолжались у него дольше нескольких минут. Мирисса успокаивающе погладила его по спине.

— Добыл что-нибудь?

— Нет, конечно, — ответил за Бранта Кумар. — Из добычи его интересует только статистика — сколько мощности израсходовано на единицу массы и тому подобная чушь. К счастью, я захватил удочку, так что на ужин будет тунец.

Он полез в лодку и вытащил почти метровую рыбу — воплощение силы и красоты. Но чешуя успела потускнеть, а глаза остекленели.

— Нечасто такие экземпляры попадаются, — гордо заявил он.

Пока они разглядывали добычу, на Талассу вернулась История. В простой беззаботный мир, знакомый молодым людям всю их недолгую жизнь, внезапно пришли перемены.

Первым знаком стала пересекшая небо черта — словно гигантская рука провела по голубому небосклону куском мела. Края сверкающего следа начали распадаться на множество облачков прямо на глазах. Казалось, будто через небосклон перебросили снежный мост.

Откуда-то издалека донесся раскат грома. Подобного звука Таласса не слышала уже семьсот лет, но любой ребенок узнал бы его сразу.

Несмотря на теплый вечер, Мирисса вздрогнула и сжала руку Бранта. Мужчина не почувствовал касания, увлеченный видом расколотого неба.

Даже Кумар выглядел ошеломленным. Однако он опомнился раньше других.

— Похоже, какая-то колония нас нашла.

Брант медленно покачал головой, хотя и без особой уверенности.

— Зачем? У них наверняка есть старые карты. Должны знать, что Таласса почти вся покрыта океаном. Лететь сюда бессмысленно.

— Научный интерес? — предположила Мирисса. — Посмотреть, что с нами стало? Я всегда говорила: нужно восстановить связь…

Это был старый спор, вспыхивающий каждые несколько десятилетий. Многие соглашались, что надо бы поставить на Восточном острове большую тарелку вместо уничтоженной во время извержения Кракана четыреста лет назад. Но всегда находились дела поважнее или, проще говоря, поинтереснее.

— Постройка звездолета — гигантский проект, — задумчиво проговорил Брант. — Сомневаюсь, что колонии могут себе это позволить. Разве что не останется другого выхода. Как на Земле…

Голос его оборвался. Прошли столетия, но слово это все еще нелегко было произносить.

Все как один повернулись к востоку. Оттуда, со стороны моря, быстро надвигалась экваториальная ночь.

В небе уже появились звезды. Прямо над пальмами висело маленькое созвездие Треугольника, которое невозможно спутать ни с чем. Три его звезды почти не отличались по величине. Но было время, когда возле южной оконечности созвездия несколько недель пылала еще одна звезда, во много раз более яркая.

В хороший телескоп можно разглядеть то, что осталось от этого светила. Однако никакие приборы не покажут вращающийся вокруг него обугленный шар, когда-то бывший планетой Земля.

2 КРОШКА — НЕЙТРОН

Более тысячи лет назад один великий историк назвал период с 1901 по 2000 год «столетием, когда все началось». Люди того времени согласились бы с такой формулировкой, добавлял ученый.

Они бы отметили — с вполне заслуженной гордостью — научные достижения той эпохи: покорение воздуха, освоение атомной энергии, открытие основных законов генетики, революцию в электронике и связи, заложение основ искусственного интеллекта и, как наиболее впечатляющие, исследования Солнечной системы и первую высадку на Луну. Однако, как указывал историк, вряд ли даже один из тысячи слышал об открытии, которое во много раз превосходило все остальные, угрожая сделать их полностью бессмысленными.

Открытие это было побочным продуктом исследований Беккереля и выглядело столь же безобидным и далеким от жизни, как его эксперименты. Кто мог ожидать, что результатом затемнения на фотопластинке в лаборатории французского физика пятьдесят лет спустя станет ядерный гриб над Хиросимой?

Природа — строгий ревизор, тщательно проверяющий баланс. Потому физиков крайне озадачило открытие ряда ядерных реакций, в уравнениях которых словно не хватало слагаемого.

Подобно бухгалтеру, спешно пополняющему кассу, чтобы на шаг опередить аудиторов, ученым пришлось ввести в расчеты новую частицу, причем весьма своеобразную. Она не имела ни заряда, ни массы и обладала столь фантастической проницаемостью, что могла беспрепятственно проходить сквозь толщу свинца в миллиарды километров.

Частицу назвали нейтрино — «маленький нейтрон». Казалось, не было шансов обнаружить что-то столь неуловимое. Однако в 1956 году благодаря героическим усилиям разработчиков измерительной аппаратуры физики-практики сделали невозможное. Это событие стало праздником и для теоретиков, нашедших подтверждение своим неправдоподобным уравнениям.