Содружество Американских Штатов по-прежнему держало свою Генеральную ассамблею в Вашингтоне, в интерьерах, которые были знакомы многим поколениям телезрителей, хотя всякий человек, родившийся в двадцатом веке, пришел бы в крайнее замешательство от протокольных процедур и форм обращения. Но многие комитеты и подкомитеты все же сохранили первоначальные названия, поскольку большинство проблем административного управления вечны.
Впервые сенатор Ледстоун познакомился со вторым этапом программы Космического патруля, находясь в должности председателя Комитета по ассигнованиям САШ, и пришел в ярость. Бесспорно, глобальная экономика находилась в хорошей форме. Со времени краха коммунизма и капитализма — теперь, по прошествии стольких лет, эти два события казались одновременными — математики Всемирного банка умелым применением теории хаоса сломали существовавший цикл подъемов и крахов и предотвратили, хотя бы до поры до времени, финальную депрессию, предсказывавшуюся многими пессимистами. Тем не менее сенатор утверждал, что эти деньги можно гораздо лучше потратить, не сходя с земной тверди, особенно на его любимый проект — восстановление того, что осталось от Калифорнии после грандиозного землетрясения.
Когда Ледстоун дважды наложил вето на предложение о финансировании второго этапа программы «Космический патруль», все сошлись на том, что никто на всей Земле не заставит его переменить свое мнение. Но они не приняли в расчет кое-кого с Марса.
Красная планета больше не была такой уж красной, хотя процесс озеленения едва начался. Сосредоточившись на проблемах выживания, колонисты, которые ненавидели это слово и уже гордо говорили: «Мы, марсиане», не оставили сил на искусство и науку. Но молния гениальности бьет туда, куда ей захочется, и величайший физик-теоретик века родился под пузыревидными куполами Порт-Лоуэлла[51].
Как и Эйнштейн, с которым его часто сравнивали, Карлос Мендоса был превосходным музыкантом. Ему принадлежал единственный на Марсе саксофон, и профессор неплохо играл на этом старинном инструменте. Этому человеку была свойственна и эйнштейновская самоирония. Когда его прогнозы существования гравитационных волн убедительно подтвердились, единственным его комментарием было: «Ну что ж, это перечеркивает теорию Большого взрыва в пятой версии — по крайней мере, до среды».
Карлос мог получить свою Нобелевскую премию на Марсе, все ожидали, что так он и сделает. Но он любил сюрпризы и розыгрыши, поэтому появился в Стокгольме, словно рыцарь в хайтековской броне, облаченный в автономный экзоскелет, который был разработан для инвалидов с параличом нижних конечностей. При поддержке этого механизма он мог почти полноценно существовать в среде, которая иначе расправилась бы с ним очень быстро.
Излишне говорить, что, когда церемония закончилась, Карлоса закидали приглашениями на научные и общественные мероприятия. Среди тех немногих, что он смог посетить, была встреча с членами Комитета по ассигнованиям САШ, на которых он произвел неизгладимое впечатление.
Сенатор Ледстоун: Профессор Мендоса, вы когда-нибудь слышали про Цыпленка Цыпу?
Профессор Мендоса: Боюсь, что нет, господин председатель.
Сенатор Ледстоун: Это персонаж сказки, который бегал и кричал: «Небо падает! Небо падает!» Он напоминает мне кое-кого из ваших коллег… Я хотел бы услышать ваше мнение о проекте «Космический патруль». Вы знаете, о чем я говорю.
Профессор Мендоса: Знаю, господин председатель. Я живу на планете, до сих пор несущей на себе шрамы тысяч ударов метеоритов. Некоторые из них шириной в сотни километров. Когда-то они столь же часто встречались и на Земле, но ветер и дождь — то, чего у нас на Марсе еще нет, но мы над этим работаем! — сровняли эти следы. У вас, однако, имеется один нетронутый экземпляр, в Аризоне.
Сенатор Ледстоун: Я знаю, знаю. Представители Космического патруля всегда указывают на Аризонский метеоритный кратер. Насколько серьезно нам следует относиться к их предостережениям?
Профессор Мендоса: Очень серьезно, господин председатель. Рано или поздно непременно произойдет еще одно крупное столкновение. Это не моя сфера деятельности, но я подниму для вас статистику.
Сенатор Ледстоун: Я уже утонул в цифрах, хотя ваше экспертное мнение было бы для меня ценно. Я благодарен вам за то, что вы приняли наше приглашение, пусть и получили его за столь короткий срок, особенно учитывая, что через несколько часов у вас встреча с президентом Виндзором.
Профессор Мендоса: Благодарю вас, господин председатель.
Сенатор Ледстоун был поражен и даже очарован молодым ученым, но тому не вполне удалось убедить сенатора. Его мнение изменили вовсе не соображения логики. Карлос Мендоса так и не попал на аудиенцию в Букингемский дворец. По дороге в Лондон он погиб в результате необычного несчастного случая, когда вышла из строя система управления его экзоскелета.
Ледстоун немедленно прекратил нападки на Космический патруль и проголосовал за выделение фондов для следующего этапа работы. Будучи уже очень старым человеком, он сказал одному из своих помощников: «Мне говорили, что скоро мы сумеем вытащить мозг Мендосы из емкости с жидким водородом и поговорить с ним через компьютерный интерфейс. Интересно будет узнать, о чем он думал все эти годы».
