Весь Кларк. Девять миллиардов имен Бога - [42]

Мы только начали обсуждать будущее мальчика, когда услышали, как открылась дверь и тот вошел в дом. Мэвис позвала сына, и из коридора послышались неспешные шаги. Он явно не стремился с нами встречаться, и глаза его были все еще красными.

Я успел забыть, насколько он похож на отца, и услышал, как Джимми удивленно охнул.

— Привет, Давид, — сказал я.

Но он не смотрел на меня. Он смотрел на Джимми, с тем озадаченным лицом, с каким смотришь на человека, которого видел где-то раньше, но никак не можешь вспомнить, где именно.

И внезапно я понял, что юный Давид никогда не станет архитектором.

ПРОКЛЯТИЕ

[12]

Триста лет стоял этот город на берегу реки, приумножая славу свою во всем мире. Время лишь слегка коснулось его: до него доходили известия о таких, например, далеких друг от друга событиях, как гибель Армады и крах Третьего рейха, но ни одна из войн человеческих не затронула его самого.

И вот он исчез, словно его никогда и не было. В одно мгновение создававшиеся веками человеческие ценности были сметены с лица земли. С большим трудом еще можно было различить на этой превращенной в стекло земле следы пролегавших здесь когда-то улиц, но от строений не осталось ни следа. Бетон или сталь, пластмасса или мореный дуб — в минуту гибели, в минуту взрыва они все оказались равны, не успели даже загореться: взрывная волна прошлась по ним, и прекратилось их существование. Всепожирающая полусфера огня разверзлась над мирными полями, и из самой ее сердцевины возник, извиваясь, джинн, тот самый, видение которого столь долго преследовало умы человеческие, — любуйтесь, вот каков результат!

Ракета была шальная, из тех, что, может быть, и совсем не должна была взорваться. И куда она была нацелена, неизвестно. Совершенно очевидно только, что не на Лондон: Лондон давно перестал быть военным объектом. Лондон вообще перестал быть объектом. Лондон давно не существовал. Вот уж много лет назад некие люди, выполняя долг, подсчитали, что для уничтожения этой небольшой деревушки потребуется не более трех водородных бомб. Другие, послав двадцать, просто, по-видимому, немного переусердствовали.

Но эта была не из тех двадцати, так основательно выполнивших свою задачу. Ее происхождение и назначение неизвестны: пересекла ли она пустынные просторы Арктики или воды Атлантики, проскользнув над ними высоко в небе, никто не ответит на этот вопрос, да и едва ли много найдется теперь людей, кому это было бы интересно. Однако раньше были люди, которые все знали о таких вещах, издалека наблюдали полет огромных снарядов и посылали навстречу им свои ракеты. Нередко высоко над Землей, там, где небо черно и где одинаково светят солнце и звезды, они достигали места назначенной встречи. Тогда на минуту расцветал неописуемой яркости цветок, и в космос летела весть, которую спустя столетия примут и поймут другие глаза, не человеческие.

Но такое случалось лишь в начале войны — много воды утекло с тех пор. Ни защитников, ни врагов не стало, они оставались в живых ровно столько, сколько было нужно для выполнения своего долга. Больше никто не запускал ракет. На Землю падали те, которые были посланы по секретным траекториям много раньше. Теперь они возвращались, неуправляемые и инертные, так и не дождавшись команд. Одна задругой они сваливались на землю — куда попало, но больших страданий уже не могли причинить ей.

Река вышла из берегов: где-то внизу по течению покорежило взрывом землю, и путь к морю ей был перекрыт. Пыль еще опускалась мелким дождем на землю — он еще долго будет идти, даже тогда, когда вернутся в этот мир, в древнюю свою колыбель жизни, человеческие города. Небо преобразилось — оно теперь не было абсолютно черным, на западе солнце опускалось в грозную гряду облаков.

Здесь, на берегу реки, стояла церковь, и хотя от здания ничего не осталось, уцелели надгробия, которые веками собирались вокруг нее. Теперь надгробные плиты лежали параллельными рядами, сдвинутые со своих могил силой взрыва, с немым укором указывая, как проходила взрывная волна. Одни почти слились с землей, другие раскололись и вспузырились от страшного жара, но на многих сохранились надписи, втуне повествовавшие о Человеке.

Свет погас на западе, пропало и странное малиновое свечение на небе. Но свободно прочитывались слова на плитах, освещенные ровным, немигающим светом радиации, невидимым при свете дня и достаточно сильным, чтобы отогнать ночную тьму. Земля горела, свет отражался от высоких облаков. По ее мерцающей поверхности лентой вилась, все шире разливаясь, река; вода заливала землю, но и сквозь нее пробивалось свечение. Пройдут, возможно, десятилетия, пока погаснет этот свет, и целые столетия, прежде чем возродится жизнь.

Воды робко коснулись надгробия, более трех столетий пролежавшего возле ныне исчезнувшего алтаря. Храм, укрывавший камень столько долгих лет, и на прощание защитил его, и лишь то, что он потерял цвет, говорило о силе пламени, пронесшегося над ним. В призрачном свете умирающей Земли на нем еще можно было прочитать слова на староанглийском, хотя вода поднималась все выше и вот уже мелкой рябью плескалась на камне. Эпитафия, на которую взирали многие миллионы человеческих глаз, строчка за строчкой исчезала под натиском всепобеждающих вод. Еще различались отдельные буквы, но вот исчезли и они, исчезли навсегда.