Весь Хайнлайн. Достаточно времени для любви - [236]

— Морин, говори кому хочешь. Тебе не поверят.

Она вздохнула.

— Наверное. К тому же, если Брайан поверит, что жизнь его предопределена, он может забыть об осторожности. Я горжусь, что он будет сражаться за нас, но не хочу, чтобы он рисковал понапрасну.

— Я думаю, что ты права, Морин.

— Теодор, у меня голова пухнет от того, что ты наговорил мне. Теперь я знаю, кто ты. Значит, и страна не твоя, и война не твоя — так почему же ты записался в добровольцы?

Лазарус помолчал и решил признаться:

— Я хотел, чтобы ты гордилась мной.

— О!

— Конечно, это не моя страна. Но она твоя, Морин. У других мужчин другие причины, а я буду воевать за Морин. Не затем, чтобы «принести миру демократию», — эта война закончится ничем, хотя союзники победят. Я буду воевать за Морин.

— О! Я снова плачу — ничего не могу поделать.

— Немедленно прекрати!

— Да, мой воин, да, мой Лазарус. А ты вернешься? Ты ведь и об этом должен знать.

— Дорогая, не беспокойся обо мне. Люди много раз пытались убить меня самыми разными способами, но я пережил всех покушавшихся. Я как тот самый старый кот, который в случае опасности всегда успевает вскарабкаться на дерево.

— Ты не ответил мне.

Он вздохнул.

— Морин, я знаю, что Брайан вернется домой — это отмечено в анналах Фонда. Он доживет до глубокой старости, но не спрашивай, в каком возрасте он умрет, — я не отвечу. Как не скажу, сколько тебе отпущено судьбой. В будущее лучше не заглядывать. Теперь обо мне. Я не могу знать своего будущего, оно еще не записано в анналах. И не может попасть туда, пока я жив. Могу только сказать, что для меня эта война не первая, а где-то пятнадцатая. Во всех предыдущих мне удавалось уцелеть, и потому на сей раз меня будут стараться убить изо всех сил. Любимая, я твой воин и буду убивать Гансов ради тебя, но не позволю им убить меня. Я постараюсь сделать все, что могу. И не собираюсь откалывать номера, чтобы заслужить медаль. Это не для старика Лазаруса.

— Значит, ты не знаешь своего будущего?

— Не знаю. Но я обещаю, что не буду высовываться из траншеи без надобности. И не стану прыгать в немецкий окоп, не бросив туда прежде гранату. И постараюсь не принять живого немца за мертвого — я сперва удостоверюсь, что он мертв. И не буду экономить пули, если передо мной появится удачная мишень. Я старый солдат, а старым солдатом можно стать только в одном случае: если ты пессимист. Я знаю все эти фокусы, дорогая. К тому же я успокоил твои тревоги относительно Брайана, так что глупо беспокоиться еще и обо мне. Не надо!

Она вздохнула.

— Постараюсь. Если ты повернешь направо, мы можем доехать до проспекта, а затем через Линвуд к Бентону.

— Я довезу тебя до дома. Давай лучше поговорим о любви — зачем нам война? О нашей девочке Нэнси… Фонд уже ввел правило беременности в первом браке?

— Боже! Ты же все-все знаешь.

— Можешь не отвечать. Это дело Нэнси. Если Джонатан уйдет на войну, а я не знаю, уйдет или не уйдет, — можешь быть уверена, что яйца ему там не отстрелят. Я просмотрел в анналах все записи о потомках твоих детей, но не стал забивать голову датами их рождения… У Джонатана с Нэнси родится много детей. А значит, он либо вернется — либо вовсе не попадет на фронт.

— Это утешает. И сколько же у них будет детей?

— Экая любопытная девчонка! Да у тебя самой их еще будет достаточное количество, бабуся. Я не стану отвечать на этот вопрос. И о правиле беременности я не спрашивал.

— Это секрет, Лазарус.

— Лучше зови меня снова Теодором. Мы вот-вот приедем.

— Да, сэр штаб-сержант Теодор Бронсон, ваша развратная старая прапрапрапрабабушка будет вести себя осторожно. Кстати сколько раз нужно повторить это «пра»?

— Любимая, разве тебе нужен ответ на этот вопрос? Если бы я не захотел избавить тебя от страха за жизнь Брайана, то остался бы Тедом Бронсоном. Мне нравится быть «твоим Теодором». Что хорошего в роли загадочного гостя из будущего? Если к тому же ты будешь видеть во мне своего далекого потомка. Сейчас я рядом с тобой, а не в каком-то там будущем.

— Рядом. И прикасаешься ко мне. И тем не менее еще не рожден… Или нет! Значит, в твоем времени я давно умерла? И ты знаешь, когда я умру, но не хочешь мне об этом говорить.

— Забудь об этом, Морин. Ты не должна была знать этого обо мне. Но мне пришлось открыться ради тебя.

— Извини, Лаз… Теодор, мой воин, я не буду больше задавать вопросы.

— Любимая, мы рядом, а это значит, что и ты жива, и я, вне сомнения, был рожден. Ущипни себя и убедишься. Все «сейчас» эквивалентны, это основная теорема путешествия во времени. Они не исчезают, прошлое и будущее — математические абстракции, но «сейчас» неизменно. А что касается того дня, когда ты умерла или умрешь — что одно и то же, — я не знаю его. Мне известно только, что у тебя было, есть и будет много детей, что ты проживешь долгую жизнь и так и не поседеешь. Но Фонд потерял твои следы… или еще потеряет. Дата твоей смерти в анналах отсутствует. Быть может, ты просто куда-то уехала, не известив об этом Фонд. Возможно, я еще вернусь, когда ты состаришься, и увезу-тебя на Тертиус.

— Куда?

— К себе домой. Я думаю, тебе там понравится. Весь день можно расхаживать без одежды — как на той французской открытке.