Весь Азимов. Академия на краю гибели - [108]

— Я не хотела, — она смущенно оглядела себя, — вас оскорбить…

— Ерунда, не переживай, — мягко сказал Гендибаль. — Послушай, Нови, я обещаю тебе: когда всё это закончится, я позабочусь о том, чтобы у тебя было много одежды — новой и самой модной. Мы улетели впопыхах, и я не успел об этом подумать. Но здесь, Нови, мы только вдвоем, мы так близко друг к другу, так что не стоит переживать… то есть волноваться о…

Гендибаль сделал рукой замысловатый жест, глаза Нови сверкнули нескрываемым ужасом. Гендибаль смутился. «В конце концов, — подумал он, — она всего-навсего деревенская девчонка, совсем неиспорченная, и, наверное, с ней можно говорить о многом, но только тогда, когда она одета».

Ему стало нестерпимо стыдно, и он обрадовался, что Нови — не «ученая» и не может прочесть его мысли.

— Принести тебе одежду? — спросил он.

— О нет, Господин! Это не быть для вас. Я сама найду.

Когда они встретились снова, Нови была аккуратно одета, волосы причесаны.

— Мне стыдно, Господин, — робко проговорила она, — что я так неправильно поступила. Должна была сама всё найти.

— Ничего страшного, — улыбнулся Гендибаль. — Смотри-ка, Нови, тебе неплохо даётся Галактический Стандарт. Скоро будешь говорить совсем как учёные.

Нови радостно улыбнулась. Зубы у неё были немного неровные, но лицо просто-таки засветилось от улыбки. «Какая она милая, — подумал Гендибаль, — когда я её хвалю». И решил, что именно поэтому ему так нравится её хвалить.

— Думляне будут презирать меня, когда я вернусь, — сказала Нови. — Они будут говорить, что я быть… что я словорубка. Так у нас зовут тех, кто говорит… непонятно. Таких не любят.

— Не думаю, что ты вернешься к думлянам, Нови. Уверен, для тебя найдётся дело и место в Университетском комплексе, среди учёных, когда мы вернёмся.

— Мне бы очень хотелось, Господин.

— Скажи, а ты не могла бы звать меня «Оратор Гендибаль»? Не хочешь? Нет, вижу, что не хочешь, — сказал он, заметив моментальный протест в её глазах. — Ну и ладно.

— Это не будет хорошо, Господин, — покачала головой Нови. — А можно мне спросить: когда всё это закончится?

Гендибаль нахмурился:

— Трудно сказать, Нови. Сейчас мне нужно как можно быстрее добраться… до одного места. У нас хороший, очень хороший корабль, но летит медленно. Хотелось бы побыстрее. Видишь, — он махнул рукой в сторону компьютера и разложенных карт, — я должен работать, чтобы проложить наш путь в космосе, но компьютер не всё умеет делать, да и я, честно говоря, не такой уж опытный в этом деле.

— Вы хотите попасть туда быстро, потому что есть опасность, Господин?

— Почему ты решила, что есть опасность, Нови?

— Потому что иногда я смотрю на вас, когда вы меня не видите, и ваше лицо такое… я не знаю такого слова. Не пуганое, то есть не испуганное, не ожидающее плохого… не знаю, как сказать.

— Заметно, значит, — пробормотал Гендибаль себе под нос.

— У вас… задумчивое лицо. Это верное слово?

— Не знаю. Всё зависит от того, как ты понимаешь слово «задумчивый», Нови.

— Я понимаю так: вы как будто говорите себе: «Что мне делать дальше в этой большой беде?»

Гендибаль был потрясен.

— Правильно, Нови… но неужели ты видишь это по моему лицу? Дома, в «Ученом Месте», я всегда стараюсь, чтобы никто не мог по моему лицу понять, о чём я думаю, но… я думал, поскольку мы с тобой тут одни, можно немного расслабиться, ну… как будто я сижу в пижаме, что ли, прости, пожалуйста. А ты, видишь, забеспокоилась. Да, раз ты такая чувствительная, надо мне быть внимательнее. Придётся привыкнуть — даже неспециалисты способны делать верные догадки.

Нови оторопела:

— Не понимаю, Господин…

— Я говорю сам с собой, Нови. Не становись задумчивой. Ну вот, опять это слово…

— Но есть беда, Господин?

— Есть проблема, Нови. Я не знаю, что меня ждет, когда доберусь до Сейшелла — так называется место, куда мы летим. Возможно, будут трудности.

— Это опасность?

— Нет, потому что я всё сумею уладить.

— Как вы можете знать?

— Знаю, потому что я учёный. Я — лучший из учёных. Нет ничего такого во всей Галактике, что бы я не мог уладить.

— Господин… — лицо Нови исказила боль, — не хочу вас обидевать… обидеть, только я видела вас тогда, когда этот мерзавец Руфирант… и когда вы были в опасности, а он — простой думлянский крестьянин. А теперь… я не знаю, что вас ждет теперь, и вы тоже не знаете.

Гендибаль встревожился:

— Ты боишься, Нови?

— Не за себя, Господин. У меня есть страх… мне страшно за вас… я за вас боюсь.

— «Мне страшно» — тоже правильно, Нови. Можно и так говорить…

На мгновение Гендибаль задумался, уставился в пол, потом поднял взгляд, взял грубоватые руки Нови в свои ладони и сказал:

— Нови, я не хочу, чтобы ты боялась. Как бы тебе объяснить. Вот ты, например, увидела по моему лицу что-то такое… и тебе показалось, что есть опасность, о которой я думаю. Ты как бы прочла мои мысли.

— Да?

— Я могу читать мысли лучше тебя. Этому учатся учёные, а я — очень хороший учёный.

Глаза Нови широко раскрылись, руки её выскользнули из рук Гендибаля.

— Вы… можете читать мои мысли?

Гендибаль торопливо поднял вверх указательный палец:

— Нет-нет, Нови. Могу, но не читаю.

Он знал, что обманывает её. Он не мог, находясь с ней рядом, не улавливать общего направления её мышления… Для этого вовсе не нужно было быть сотрудником Второй Академии. Гендибаль чувствовал, что вот-вот покраснеет. Да, она простая думлянка, но для любого мужчины лестно, когда к нему так относятся. И всё-таки её надо было разуверить — исключительно из соображений гуманности.