Вероятно, Алекс - [82]

Напряжение на лице Портера идет на спад, и уголки его рта медленно ползут вверх.

Ничего себе.

– Так-так-так, – говорит он, откидываясь на спинку стула перед вереницей мониторов безопасности, и складывает на груди пальцы домиком, – в интересной мы оказались ситуации, не так ли? Еще совсем недавно собирались броситься в людный кинотеатр, но вдруг в нашем распоряжении оказался целый музей. Причем на всю ночь. Парень ведет себя как паинька, без конца молится Богу, но даже не мечтает, чтобы ему, если можно так выразиться, выпала такая удача.

– Если можно так выразиться, – тихо повторяю я.

– В этой громадине полно комнат, по которым можно разбрестись.

Его коленка ударяется о мою. Вопросительно.

Вся моя дерзость, ощущавшаяся еще совсем недавно, испарилась вместе со смелостью. Сейчас я попросту чувствую себя в ловушке, поэтому убираю ноги и прячу их под столом.

– Как быть со всеми этими камерами? Записи с них сохраняются? А что если кто-нибудь захочет их посмотреть?

– Думаешь, «Погреб» платит за хранение информации? Ну что же, можешь думать и дальше. При желании что-либо зафиксировать какой-нибудь видеоряд, мы делаем это вручную. Автоматической записи здесь нет.

Я поднимаю на мониторы глаза и ищу парилку. Вот и она. Сейчас конечно же темная и пустая, поэтому мне почти ничего не видно, но для меня фантастика представлять, как Портер отсюда за мной наблюдает. Я мысленно делаю в голове пометку не надевать на работу слишком открытых топиков, потому что камера нацелена в аккурат на ложбинку между грудей.

– Но если этот вопрос тебя все еще беспокоит, я знаю здесь множество мест, где камер нет и в помине. Это на тот случай, если там тебе будет уютнее.

Я бросаю на него убийственный взгляд:

– А кто тебе сказал, что буду искать где уютнее? Мы с тобой были на одном-единственном свидании.

– Перестань, – поднимает он руки, сдаваясь, – от твоих слов я чувствую себя сексуальным извращенцем, по которому плачет тюрьма. Боже правый, Бейли, какой-то час назад ты обещала дать волю своим шаловливым ручкам на заднем ряду кинотеатра. Я же тебя просто поддразниваю.

– Прости, – резко выдыхаю я, – у меня сдают нервы и едет крыша. Дело в том, что…

– Ну что же ты, договаривай.

– Просто мне еще никогда не приходилось проводить ночь в музее наедине с другим человеком.

Портер поднимает бровь:

– Да?

Мое лицо искажается гримасой.

– Ты не мог бы отвернуться? Я не могу говорить об этом и одновременно на тебя смотреть.

– Почему это?

Я совершаю рукой круговое движение:

– Смотри в стену.

Он глядит на меня с таким видом, будто я сошла с ума, потом уступает и медленно поворачивается на стуле, не сводя с меня глаз до самого последнего момента.

Когда же его взгляд упирается в стену, я вздыхаю и начинаю разговор с его спиной:

– Как я уже говорила, мы с тобой были всего на одном свидании. – Да, с моей стороны это трусость, но вести этот разговор мне намного легче, когда не надо смотреть ему в глаза. – Оно было поистине великолепным. Да-да, я не шучу. Мне не с чем особо сравнивать, но, на мой взгляд, такое вполне могло бы войти в анналы истории. Даже несмотря на засосы и испорченную любимую юбку, я бы без колебаний его повторила.

– За засосы мне до сих пор досадно, но вот что касается зеленых пятен от травы, то на моей одежде они тоже остались. Это так, чисто для справки. Когда я теперь ухожу из дому, мама в шутку предлагает мне покувыркаться в сене, а папа даже прозвал Кузнечиком.

– О господи, – шепчу я.

– Оно того стоило, – отвечает он, – но ты продолжай, говори.

– Так или иначе, – продолжаю я, пытаясь собраться с мыслями, – сначала мы были врагами, потом съездили на свидание, и вот теперь нам представилась возможность провести в музее ночь. Не могу сказать, что я не думала о том, чтобы остаться с тобой здесь наедине… поверь мне, подобные мысли в последнее время не дают мне покоя.

Он поворачивает голову, но посмотреть на меня все же не решается:

– В самом деле?

– Ты даже не представляешь до какой степени.

– А вот в этом, подруга моя, ты как раз ошибаешься.

Он начинает нервно отбивать ногой такт.

По моему телу прокатывается волна дрожи, я незаметно улыбаюсь:

– Ну хорошо, я лишь хочу сказать, что совсем не против. Но мне кажется, что у тебя это далеко не первая ночь в музее. Ну… ты понимаешь. Для тебя в этом ничего плохого нет, но вот меня подобные вещи пугают. И когда до чего-то такого доходит, я сама должна дать тебе зеленый свет.

– Во-первых, – говорит он, поднимает над плечом руку и отгибает палец, – ты оскорбила меня предположением о том, что я не позволю тебе этого сделать. Позволь поблагодарить, что еще раз заставила меня почувствовать себя злодеем, совершающим преступления на сексуальной почве.

– О господи, – бормочу я.

– Во-вторых, – отгибает он второй палец, – у меня были всего две девушки, с одной из которых к тому же мы встречались довольно долго, пока она не стала изменять мне с Дэйви, поэтому говорить, что я без конца провожу ночи в музеях, как ты изволила выразиться, не приходится. Как и считать меня гнусным развратником.

Я рада, что в этот момент Портер не видит моего лица, потому что оно наверняка у меня красное как вареный рак. Мои слова его взбесили? По его тону этого сказать нельзя. Вот черт! Зачем было просить его отвернуться к стене? Я подвигаю стул ближе и прикасаюсь щекой к его голове, зарываясь лицом в его кудри.