Верой и правдой - [17]

В тот день, когда он собирался расчистить родник, к дому подъехала Гейл Трумэн. Аллен как раз заканчивал разравнивать дно. Он услышал, как звонко цокнула о камень лошадиная подкова, тут же выпрямился и принялся разглядывать девушку на гнедом мустанге. Она изумленно смотрела по сторонам, переводя взгляд со стога скошенной травы на блестевшие чистыми стеклами окна дома. Он видел, как она спрыгнула с лошади и подбежала к окну, и тогда, отложив инструмент, направился к ней.

— Ищете кого-нибудь, мэм?

Резко обернувшись, она осуждающе смотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами.

— Что вам здесь надо? — строго спросила девушка. — Почему вы считаете себя вправе вот так взять и самовольно вселиться?

Он улыбнулся, однако, без сомнения, вопрос его слегка озадачил. Бен Тейлор ни словом не обмолвился о том, что сюда станет наведываться девчонка, да еще такая, как эта.

— Вообще-то я владелец всего этого! — объявил он. — Вот, привожу в порядок хозяйство, буду здесь жить.

— Вы хозяин? — В ее голосе слышалось явное недоверие, граничившее с отчаянием. — Но этого не может быть! Не может! Владелец этого дома в отъезде, и он никогда не стал бы его продавать! Слышите, никогда!

— К вашему сведению, мэм, он его и не продавал, — вежливо заметил Ринг. — А просто проиграл мне в покер. Мы встретились по пути в Техас.

Она ужаснулась:

— В покер? Уит Бэйли играл в покер? Никогда не поверю!

— Человека, у которого я выиграл это ранчо, звали Бен Тейлор, мэм. — Ринг вынул из кармана бумагу и развернул ее. — Хотя припоминаю, Бен в самом деле говорил мне, что если кто-либо станет расспрашивать об Уите Бэйли, то я должен сказать, что он умер на Гваделупе — избыток свинца в организме.

— Уит Бэйли мертв? — Известие глубоко потрясло девушку. — Вы в этом уверены? Надо же!

Ее лицо побледнело, как будто умерла какая-то частичка ее души. Отвернувшись, она смотрела на долину, и он взглянул в том же направлении. Аллен Ринг вспомнил, какой восторг испытал он, когда перед ним впервые открылся этот вид. Он просто замер на месте, стоя как вкопанный, охваченный необычным и в то же время каким-то до боли знакомым чувством, суть которого даже не пытался выразить словами.

Перед ним расстилалась долина, поросшая высокой, но местами несколько подвядшей с приходом осени травой. Справа темнели подтянутые ели, выстроившиеся ровной шеренгой, словно строй солдат на параде; за небольшим перелеском виднелся кусочек холмистой местности, а дальше открывался вид на еще более широкую долину, необозримые просторы которой таяли в сизовато-лиловой дымке, и лишь кое-где виднелись золотые свечи тополей, листья на которых в преддверии приближающихся холодов сделались ярко-желтыми.

Словами этого не передать; о такой красоте можно лишь мечтать, но воспроизвести ее в точности кистью или словом все равно никому никогда не удастся.

— Как… как тут красиво, вы не находите? — проговорил он.

Девушка обернулась и, похоже, только теперь, в первый раз за все время, сумела по-настоящему его разглядеть. Перед ней стоял высокий юноша, с виду как будто ковбой, с копной густых рыжевато-каштановых волос, печальными серыми глазами и взглядом страдающего от одиночества человека.

— Да, очень красиво. Знаете, я так много раз приезжала сюда, чтобы посмотреть вот на все это. И на хижину тоже. Мне кажется, это самое прекрасное место, где мне когда-либо приходилось бывать. И тогда я мечтала, как… — Она замолчала, внезапно смутившись. — Прошу прощения. Мне не следовало бы этого говорить. — Девушка мрачно посмотрела на него. — Мне пора. Полагаю, теперь все это ваше.

Ринг стушевался.

— Мэм, — искренне проговорил он, — этот дом мой, мне здесь хорошо, и я никогда и никому не собираюсь его уступать. Но только открывающийся отсюда вид не может принадлежать никому. Им владеет всякий, кто способен смотреть и видеть его красоту, так что вы можете приходить сюда в любое время и глядеть на все, на что только пожелаете. — Ринг усмехнулся. — Дело в том, — добавил он, — что я собираюсь заняться интерьером дома, а опыта в подобных вещах у меня нет никакого. Возможно, вы смогли бы помочь мне в этом. Мне бы хотелось домашнего уюта. — Он густо покраснел. — Видите ли, вся моя жизнь прошла на чужих ранчо, в общих спальнях, где жили рабочие. Я никогда не имел собственного угла.

Она понимающе улыбнулась:

— Ну конечно же! Я бы с радостью, но вот только, — лицо ее помрачнело, — жить здесь вам не дадут. Вы же еще не встречались с Россом Билтоном, ведь нет?

— А кто это? — поинтересовался Ринг. Он кивнул в сторону всадников, направлявшихся к ним. — Уж не он ли к нам в гости?

Бросив беглый взгляд назад, она утвердительно кивнула:

— Будьте осторожны! Он городской шериф. А с ним — Бен Хейген и Стэн Брюле.

Брюле он запомнил хорошо, но вот только припомнит ли Брюле его?

— Кстати, меня зовут Аллен Ринг, — представился он, слегка понизив голос.

— А я Гейл Трумэн. Мой отец — хозяин ранчо «Тол Т».

Билтон оказался рослым человеком в белой шляпе. Ринг сразу понял, что он ему не симпатичен, и догадывался, что этому чувству в скором времени суждено перерасти во взаимную неприязнь. Брюле он знал в лицо. Выходит, коренастый и есть Бен Хейген. Если за все это время Брюле и изменился, то очень несущественно — ну, разве что похудел немного, но его узкое лицо с резкими чертами сохраняло привычное злобное выражение.